Не все умеют падать
Шрифт:
Он несколько раз подпрыгнул от удовольствия так, что полы его куртки запрыгали вместе с ним. Носорог забрал список с собой и показывал его всем, кому только мог, - но травяной торт уже был вычеркнут, ведь его должен был подарить сверчок.
А неделю спустя, в день рождения, носорог получил от сверчка в подарок травяной торт с чертополохом, а остальные звери дарили ему все подряд. И носорог очень радовался.
– А ЧТО, ЕСЛИ У МЕНЯ ВДРУГ ПРОТЕЧЕТ ПАНЦИРЬ?– спросила однажды черепаха у белки.
– Ну...
– сказала белка.
– Тогда и посмотрим.
– Нет, но если вдруг пойдет дождь и если вдруг панцирь протечет...
– Не надо так переживать, черепаха, - сказала белка и ободряюще похлопала ее по панцирю.
Черепаха вздохнула.
– А если вдруг у меня земля уйдет из-под ног, и я повисну в воздухе. Что тогда?
Этого белка тоже не знала. Не знала она и что будет, если черепаха вдруг не сможет ползать или ей целый день придется горевать. А ведь ей этого совсем не хотелось.
– А если это все-таки случится, белка, - спросила черепаха в отчаянии, - и мне придется целый день горевать...
Белка попыталась себе это представить, и эта картина совсем ей не понравилась.
– Скажи, белка, я - грустная?
– спросила черепаха.
– Да, - ответила белка, - я думаю, ты сейчас грустная.
– Правда?
– спросила черепаха и удивленно улыбнулась.
– А я и не знала, что могу быть грустной. Так-так. Значит, сейчас я грустная.
Она радостно огляделась по сторонам и издала какой-то странный звук, как будто хрюкнула.
– Но теперь ты уже не грустная, - сказала белка.
– Да?
– спросила черепаха, и лицо ее помрачнело.
– А теперь опять грустная.
– Правда?
– спросила черепаха.
– Как трудно быть грустной! И она задумчиво нахмурила лоб.
Белка подтвердила, что и в самом деле быть грустной очень непросто и что ей самой это ни разу не удавалось. Черепаха засияла от гордости, но тут же спохватилась и постаралась опять тревожно нахмуриться.
ОДНАЖДЫ УТРОМ МУРАВЕЙ ШЕЛ ПО ЛЕСУ. «До чего тяжелая у меня голова», - думал он. Когда он шел, ему приходилось поддерживать голову правой передней лапкой. Но идти из-за этого было сложнее. Под ивой он остановился и вздохнул. Потом присел на камешек, который как раз лежал под деревом. Голову пришлось подпереть сразу двумя лапками. «До чего же она тяжелая», - подумал муравей. «Я знаю, отчего это, - вдруг пришло ему в голову.- Это из-за того, что я все знаю. А знания весят очень много».
День был пасмурный. То и дело накрапывал дождик. По небу носились черные облака. Деревья скрипели и трещали от ветра.
«А ведь хорошо, что я все знаю, - подумал муравей.- Ведь если бы мне пришлось узнать еще что-нибудь, то голова у меня стала бы совсем неподъемной».
Он с трудом покачал головой и представил себе, как его лапки не могут удержать голову и она со стуком падает на землю.
«Тогда бы мне крышка», - подумал муравей…«А ведь все из-за того, что я ужасно много думаю,- продолжал он; - Обо всем на свете. О том, какой вкусный бывает мед, и о том, как ложится пыль, об океане, о подозрительных мыслях, о дожде, о лакрице, да что ни возьми. И все это умещается у меня в голове».
Локти у муравья
Теперь он просто лежал на животе, упершись подбородком в землю. Голова стала еще тяжелее.
«Значит, я успел узнать еще что-то, чего не знал раньше, - решил муравей.
– Но теперь-то, надеюсь, я знаю абсолютно все». Муравей почувствовал, что у него больше не получается покачать головой или хотя бы кивнуть. «Интересно, а улыбнуться я бы смог?» - подумал он. Он попробовал улыбнуться и почувствовал, что на губах у него появилась слабенькая улыбочка. А вот зевать уже не получалось, как, впрочем, и хмурить брови, и высовывать язык. Так он и лежал посреди леса в пасмурный осенний день. А раз он все знал, то он знал и о том, что в этот день мимо должна была случайно пройти белка.
– Муравей!
– удивленно воскликнула белка, увидев, что он лежит на земле.
– Что ты здесь делаешь?
– Я не могу пошевелить головой, - ответил муравей.
– Почему?
– Я слишком много знаю, - сказал муравей. Голос у него был строгий и
придавленный.
– И чего же такого ты слишком много знаешь?
– поинтересовалась белка.
– Я знаю все, - ответил муравей.
Белка удивленно уставилась на него. Она и сама кое-что знала. Но ей казалось, она, не знает гораздо больше, чем знает. «Поэтому и голова у меня такая легкая», - подумала она и запросто покачала головой туда-сюда.
– И что теперь делать?
– спросила белка.
– Я думаю, мне придется что-нибудь забыть, сказал муравей.
Белка согласилась, что так будет лучше всего. Но что именно надо было позабыть муравью? Забыть, что на небе светит солнышко? Или какой вкус у медового торта? А может, про день рождения кита? Или про собственную зимнюю курточку? Муравей попытался забыть все эти вещи, но толку от этого оказалось мало.
– Может, тебе стоит забыть меня? – осторожно спросила белка.
– Тебя?
– переспросил муравей.
– А почему бы и нет?
Муравей кивнул и закрыл глаза. И вдруг взлетел вверх, прямо как перышко на ветру.
Белка засеменила за ним. Муравей почти исчез из виду, где-то высоко над деревьями. Но тут ... он снова упал на землю.
– Я совсем забыл тебя, белка, - сказал он, морщась от боли и потирая макушку.
– Но вдруг снова подумал о тебе.
Белка опустила глаза и сказала:
– Да я ведь просто предложила.
– Ну да, - сказал муравей.
Он сидел на земле. Но после удара он позабыл обо всем, что знал раньше.
И вдруг он встал на лапки, отчего сам сильно удивился.
Спустя несколько минут они уже вместе шли через лес. И молчали. А потом белка сказала:
– У меня дома, кажется, осталась банка букового меда.
– Ух ты, - воскликнул муравей, - а я и не знал!
От восторга он подпрыгнул высоко-высоко и со всех ног помчался к белкиному дому на буковом дереве.
БЫЛА ЗИМА. СВЕРЧОК ЗАМЕРЗ И ПОДУМАЛ: «А вот была бы у меня настоящая теплая куртка. Такая куртка, в которой бы всегда было тепло». И дрожащий сверчок пошел дальше через лес, по глубокому снегу.