Шрифт:
Пролог или Обязательное «страшное» вступление
Год 1954. Для многих жителей советских республик отдых за границей представлялся несбыточной мечтой. Но Анна Латушкина все равно была счастлива.
И как могло быть иначе? Ведь сегодня ей сделали предложение. Да, да – то самое предложение. Сослуживец Анны Иннокентий, наконец, преодолел все свои комплексы и набрался смелости произнести заветные слова.
Как же долго она ждала этого! И с каждым днем надежда на замужество, а значит и на уважение в коллективе, постепенно угасала. Анне даже начало казаться, что ее везде сопровождают
О чем Анна не догадывалась, так это то, что на ее возлюбленного положила глаз главная хищница коллектива. Любовь Петровна, которая была всего на два года старше и при этом уже успела пробраться в управление завода. А поскольку муж не значился среди приобретений новоиспеченной начальницы, все сразу сделали соответствующие выводы.
Однако надо признать, Любовь Петровна обладала не только приятной внешностью. Добившись желаемой должности, она тотчас принялась подбирать кандидата на роль собственного подкаблучника. К сожалению, практически все подходящие мужчины надеялись лишь на мимолетное приключение и не собирались связывать жизнь с «распутницей».
Время шло, а достойная кандидатура на горизонте никак не появлялась. Поэтому Любовь Петровна решила попытаться снизить свои требования и повнимательнее присмотреться ко всем неженатым подчиненным.
Иннокентий не был первым выбором. Он даже не был вторым, как, впрочем, и третьим. То, что сразу привлекло Анну, почему-то перманентно отталкивало Любовь Петровну. Но рано или поздно это должно было случиться – распутница набросилась на очередную жертву.
Хоть в своей наивности она этого и не подозревала, но в итоге паранойя Анны Латушкиной оказалась не такой уж и беспочвенной. Правда, касалось это только пересудов и оговоров, ибо Иннокентий так и не понял, что стройная брюнетка, периодически проплывающая в коридорах, числилась в местных кругах акулой, желающей урвать чужую фамилию.
А вот Анну он замечал. И даже несколько раз пытался заговорить. Но слова эти почему-то никак не находили желанного отклика. Подобное бывает, когда два чересчур скромных человека надеются на первый шаг партнера, при этом подразумевая нечто большее, нежели пара фраз из разряда «погода сегодня дождливая».
Так могло продолжаться вечно, вплоть до выхода на пенсию, когда два одиночества попрощались бы навсегда. Могло, но не случилось, потому что у Анны все же были подруги. Возможно, и не самые лучшие. Ведь толчком к их сводничеству послужила скорее неприязнь к Любовь Петровне, чем желание сделать Анну счастливой. Однако причины причинами, а результат превзошел все ожидания. Уже через месяц после стараний женского коллектива Анна услышала слова, о которых столько мечтала.
Нет, в любви Иннокентий, конечно, не признался. Это было бы чересчур даже после тех пяти рюмок, которые он опрокинул для хоть какой-нибудь храбрости. Но предложение сделал. И теперь Анна прогуливалась по ночному Ленинграду с широкой улыбкой и глазами, полными слез счастья.
– Ааааа! – детский крик заставил Анну очнуться и спешно оглянуться по сторонам.
Так темно. И как она оказалась в парке? Да, это кратчайший путь до дома, но все же гулять здесь ночью… Хотя, надо признать, Анна никогда не слышала, чтобы в округе
Анна успокоилась. Скорее всего, ребенок просто забавлялся. Детям ведь свойственно кричать... ночью… в парке…
Еще раз осмотревшись, она вновь зашагала в направлении своего дома.
«А вдруг ребенок заблудился? Вдруг ему нужна помощь? Ему? Да, кажется, кричал мальчик», – подумалось Анне, и она тут же сменила курс.
Но, не успев сделать и двух шагов, наткнулась на высокого мужчину.
– Извините, – по привычке произнесла она.
Ответа не последовало. Анне показалось, что незнакомец пытается пошевелить губами, но ему определенно что-то мешало. Темнота не давала увидеть, что именно, но когда Анна посмотрела вниз, этот вопрос отпал сам собой.
Кровь… повсюду – на его руках, на ногах, животе, на… топоре.
Анна хотела закричать, но от ужаса получился лишь хриплый стон.
«Бить между ног, там у этих жеребцов самое святое», – слова Марфы Тимофеевны пришлись как нельзя кстати.
Удар заставил мужчину согнуться от боли. Может, со стороны Анна Латушкина и казалась хрупкой серой мышкой, но бег и плавание входили в ее еженедельное расписание вот уже десять лет. И воспользовавшись заминкой преследователя, она бросилась бежать.
Однако бежала Анна недолго. Услышав очередной детский крик, совесть вынудила хозяйку остановиться. Анна тряслась от страха. Но все же смогла вернуться на место преступления. Взяв увесистую палку, благо здесь их валялось предостаточно, Анна тихо, на носочках, подкралась к непонятным человеческим образам.
Они застыли во тьме под деревьями, слишком старыми и высокими, чтобы позволить свету полной луны озарить действо, развернувшееся под их ветвями. Мальчик, пытающийся остановить уже касающийся центра его груди разделочный нож, и мужчина, почему-то никак не справляющийся с довольно хилым ребенком.
– Нэээ... Нээее! – звуки, вырывающиеся из уст мужчины, никак не желали превращаться во что-нибудь, понятное человеческому уху.
Крики ужаса и боли пронзали пространство, призывая любую возможную помощь, но Анна расценила ситуацию несколько иначе и обрушила на «немого» незнакомца всю свою силу.
Мужчина упал. Оглядевшись, Анна схватила ребенка за руку и закричала:
– Бежим отсюда! Он скоро очнется! Надо вызвать милицию!
– Вряд ли скоро… – тихо и спокойно произнес мальчик. – Он слишком слабый. А ведь по виду так не скажешь. Высокий, крепкий, всегда хвастался семьей. Я думала, он сможет пойти на жертву. Но нет! Все они трусы!
– Мальчик… ты не ранен? – как-то нерешительно спросила Анна, пытаясь получше рассмотреть ребёнка. Возможно, всё же это была девочка. Просто короткостриженая и одетая не в соответствии со своим полом. Или Анна ослышалась. – Пойдем же. Я помогу.
– Уже помогла!.. – Мальчик заплакал и сел рядом с мужчиной. – Ты ударила папу.
Анна выдохнула. Перед ней, наконец, открылась вся картина происходящего – жестокий отец, пытающийся понравиться ему сын. Но это не его вина. Все война… Наверняка, мужчина служил, возможно, был в плену, ранен. Точно! Он ведь не может говорить, только издает нечленораздельные звуки.