Не забывай

Кендал Джулия

– А почему интересный свободный мужчина, как вы, выбирает для отдыха тот же самый заброшенный уголок? Вы здесь один, я полагаю?

– К сожалению, да. Но я приехал навестить старого друга и взглянуть на места, где я никогда раньше не бывал. Теперь ваша очередь исповедоваться.

Мадам поставила на стол дымящуюся суповую миску, и Стефания разлила содержимое по тарелкам.

– Моя приятельница решила заняться генеалогическими изысканиями, восстановить дальнюю ветвь своего фамильного древа, а я к ней присоединилась в качестве попутчицы. Вот

вы, например, были бы способны бросить на произвол судьбы человека с разбитым сердцем? – она подала ему тарелку.

– Разумеется, нет, – он попробовал блюдо. – Какой превосходный суп! Что это?

– Помесь всех овощных пюре на свете, по преимуществу, кажется, картофельного и морковного. Все, что под рукой, мечешь в суповой котел, и блюдо готово.

– Удивительное варево. Итак, ваша подруга наполовину американка, наполовину француженка, – он лукаво поглядел на Стефанию.

– О, нет, Франция – это скорее приятное времяпрепровождение, довесок к еде и загоранию на солнце.

– Как же вы тогда изучаете семейное древо в этой части мира?

– Точно так же, как и в любой другой, для этого достаточно иметь язык. Вы расспрашиваете всех окрест, отыскиваете старые записи. Конечно, многое утрачено, во время войны многие нити оборвались. Вам приходилось когда-нибудь заниматься восстановлением генеалогической ветви вашего фамильного древа?

– Пожалуй, нет.

– Надо же, а мне казалось, что это чисто американский пунктик – страсть к генеалогии. Для молодой страны, страдающей комплексом неполноценности, это, впрочем, естественно. Вы представить себе не можете, сколько американцев спят и видят себя обладателями фамильного герба.

– Это вы, британцы, зациклились на своих фамильных гербах, все больше вырождаясь и уходя от традиций, не замечая, как впадаете в тривиальность.

Стефания засмеялась:

– Такое впечатление, что вы так и не прекратили сбрасывать чай со своего Бостонского моста.

– Совершенно верно замечено – все наши споры оттуда.

Пришел черед отбивных, нежно шипящих, обильно политых соусом, поданных на сковородках. В отдельной тарелке – гарнир, картофель-фри. Дискуссии были временно приостановлены, собеседники чинно ели, воздавая должное поварскому искусству мадам. Затем последовал салат-латук и томаты, сбрызнутые ореховым маслом, и, наконец, сыр, разложенный ломтиками на сплетенном из виноградной лозы подносе.

– Это лучший ужин в моей жизни, – сказал Дэвид, предложив сигарету, а затем поднеся зажигалку. Закурив сам, он продолжал:

– Как жаль, что ваша подруга не смогла разделить с нами удовольствие этого вечера; впрочем, она, вероятно, уже заснула в слезах?

– О, нет. Она встретила очень приятных людей, которые пригласили ее поужинать. Я, однако, решила, что способна получить удовольствие только от самостоятельных поступков, и вот я здесь.

– Браво, мы с вами родственные души, только мне здесь гораздо труднее проявить самостоятельность. Язык! Вы не слышали моего испанского? Это просто сказка!

– Бедный

вы, бедный! А всего-то надо было взять на несколько сот миль к югу. А вообще-то, все не так сложно: вы запасаетесь хорошим словарем или разговорником – не сомневаюсь, что их можно свободно найти в Париже, – и, приобретя для комплекта путеводитель, вы вполне сможете осмотреть эти и любые места.

– С вами все становится простым и нестрашным. Я так и сделаю.

– Уверена, вы справитесь. Было очень приятно познакомиться с вами, но мне, к сожалению, придется вас покинуть. Вы остаетесь, не так ли?

– Да, я выписал чек на небольшой пансион, это оказалось на удивление легко. Я располагаю некоторой суммой и получил в свое распоряжение ключ. Спасибо, Стефания. Я действительно в восхищении от ужина и возможности насладиться вашим обществом.

– Я также.

Они вместе вышли на улицу, и Стефания села в «пежо».

– Спокойной ночи, Дэвид. Надеюсь, ваш отдых будет приятным.

– Спокойной ночи.

Взглядом проводив машину, он прошел к своему автомобилю, припаркованному кварталом дальше.

Себастьян расплылся в улыбке, когда Кейт вскочила с кровати и в полном изумлении вперилась в него глазами:

– Фон Фидлер – британский агент? Не нацист?

Возможно ли такое? Ты уверен?

– Абсолютно. Джо Харрингтон, человек, под чьим руководством я работал, и Эрнст фон Фидлер были близкими друзьями много лет. Они вместе учились в Кембридже, и когда Эрнст стал выражать тревогу в связи с приходом Гитлера к власти, Харрингтон уговорил друга вступить в СС в качестве тайного агента Британии. Это произошло в 1936, оба были убеждены, что война неизбежна и нужно встретить ее во всеоружии. Эрнст быстро стал одним из «золотых мальчиков» Гиммлера и был переведен в СД – контрразведку, занимаясь «перевербовкой» захваченных союзных агентов. Он вел очень рискованную двойную игру.

– Невероятно! Но как попала в эту историю Жизель? Если то, что ты сказал насчет фон Фидлера правда, то он не мог изнасиловать ее?

– Вот тут-то и начинается самое интересное. Но ты уверена, что у тебя хватит сил подождать до утра?

– Какой сон! Вся моя дальнейшая жизнь зависит от этого! – она прижалась к его груди. – Ну, пожалуйста, Себастьян, неужели ты не понимаешь?

– Как не понять. Да разве можно устоять против такого жалобного взгляда? Но дай мне время собраться с духом.

Он слез с кровати, обернув полотенце вокруг пояса, и подошел к раковине, чтобы ополоснуть лицо.

– Ну, ладно, – сказал он, насухо вытирая лицо полотенцем, и вешая его на стул. – Я сам услышал эту историю сегодня утром, поэтому будь терпеливой. Я расскажу все, что знаю, и, может быть, вместе нам удастся восстановить недостающие звенья. Итак, Жизель. Как тебе известно, она под псевдонимом «Ласточка» успешно работала в течение трех лет, тогда как другие проваливались через несколько месяцев. При всей осторожности удача должна была однажды изменить и ей.