Не жить
Шрифт:
– Угадал. Какой у меня сейчас пульс, Камень?
– Не знаю. Я пульсомер дома оставил. Мне он зачем? Надо будет – проверю. А сейчас я и так знаю, что ты жив.
Солнце, лед, снег, ледяная вода, свежий ветер, дрожание пальцев, стук в ушах, мелкий песок в глазах, голые деревья, мокрый асфальт, светлячки в центре головы и жгучий шепот сквозь зубы:
– Сука!!! Я тебя мертвый найду, гондон, я тебя на куски порежу, я тебя живьем сожгу, тварь!!!
– Браво… Ну, я, пожалуй, перекушу… До связи, Влад…
26
Года три назад Лысый отказался платить.
Сидит, сопит, мрачно так смотрит и говорит:
– Я не могу сейчас. Хочешь жди, хочешь не жди… Хочешь – воевать давай. Веришь, нет, уже все равно. Вот вы у меня все где! Неделю уже не сплю…
Смотрю – действительно на пределе. Глаза красные, галстук мятый, на рубашке пятно от кофе. Дышит тяжело. Что с ним делать? Крутанулся на кресле и говорю:
– Давай хором подумаем. Выход всегда есть. И потом – деньги я на тебе потерял, не правда ли? Хотел поднять, а потерял. Время идет, проценты растут… Квартира у тебя на что?
– Не моя квартира-то. Тещина…
– Ага, – усмехнулся я, – машины на воинскую часть оформлены, а дача на собачек. Я тебе не налоговая служба, Лысый. Все сроки прошли.
– Ну правда, тещина! – почти искренне сказал бизнесмен.
– Да правда, правда… Ладно. Давай так. Долг, конечно, вернуть придется, иначе ты меня сам не будешь уважать, а для бизнеса это неприемлемо. И проценты тоже. Вот штраф сниму и отсрочку дам. Хочешь? Поспишь хоть спокойно.
– Нет! – вдруг неожиданно сказал Лысый. – Я тебя знаю, ты ничего так просто не делаешь…
– Ну, правильно рассуждаешь. Я тут подумал… Надоело с проститутками общаться. Как куклы. Резиновая лавка какая-то, ей-богу. А жена у тебя молодая, гладенькая. Приведи ее ко мне…
Черт, реакция у меня, конечно, еще есть, но успел с трудом. И как он через стол прыгнул – непонятно. Практически без подготовки. Я его даже зауважал немного. Но когда ты мордой вперед прыгаешь – считай, что нет у тебя шансов. Я его сбил двумя ударами, а потом уже на полу обработал ногами. Не запыхался даже, но пить захотел. Подошел к тумбочке, налил себе воды из графина, стакан взял и сел с ним на стол. Лысый пытался встать, но я ему обе руки повредил основательно, и он тогда просто сел и заплакал. Зло так и неумело.
Я смотрел ему прямо в глаза и пил воду мелкими глотками. Он открыл рот, чтобы сказать что-то отчаянное, да я жестом его осадил:
– Это я тебе скажу, Лысый… На хрен ты мне сдался, а жена твоя тем более. Но как-то же вас, уродов, надо строить. Ведь беспределите же, слово нарушаете, сами себя подставляете. Я же соблюдаю правила… Почему ты их не соблюдаешь? А если не соблюдаешь – надо отвечать. А если сам отвечать не хочешь – пусть жена ответит. Разве это несправедливо? Если бы ты мужиком был, не допустил бы этого. И, кстати, нечего бросаться, если опыта нет. Мне твой импульс бычий по барабану, не таких видал…
Лысый отвел глаза и стал нянчить свои руки. Я обычно конечности калечу, тело – оно всегда успеется. Без рук,
Я как-то вдруг тонко почувствовал, что надо уходить. Бизнесмен сейчас будет рвать себе на куски совесть и мучиться раздумьями. Мало того, он слишком примитивен и начнет искать эффектные выходы, а мыльные оперы мне очень не нравятся, так же как и благородный гнев. На миру и смерть красна, я слышал. Пусть побудет благородным мачо в одиночку – это правильнее. Герой-любовник, мать твою…
– Ты не спеши! – сказал я. – Я сейчас уйду, а ты подумай. А чтобы у тебя калькулятор не сломался, давай-ка ты мне вообще ничего отдавать не будешь. Я прикинул – товара у тебя на подходе много, сеть приличная, но хлопотная. Проколов много. Партнеры говно. Где ты таких набрал, интересно? Так вот, я тебе все прощу, если ты мне жену приведешь. Но с этого дня половина дела – моя. Думай!
И вышел… Оставил его на полу и вышел.
Жена его, Валентина, через пару дней позвонила. Я как раз мансарду себе только закончил. Я сначала там как комнату нормальную хотел отделать, а потом вдруг чердаки свои беспризорные вспомнил – и ностальгия взыграла. Сказал, чтобы чистым деревом обшили. В потолок кольца металлические присобачили да канаты натянули. Получилась то ли каюта, то ли студия какая. А в окна, конечно, ничего не видно, кроме неба, – мансардные же. Но светло. Светло и одиноко. Я там ковровое покрытие бросил, бежевое, одеяла и подушки. Из всей мебели только столик. Тысяча и одна ночь, только без этой дурацкой восточной мишуры. Я там несколько дней спал, пока не надоело. Лежу, радиотелефон на полу лежит, зазвонил. Дотянулся лениво, кнопку нажал.
– Петр Алексеевич, здравствуйте!
Я, конечно, не знал, что это она. Поэтому совершенно лениво и нейтрально поздоровался. А она тут же с места в карьер:
– Мне муж все объяснил, я согласна, но анальным сексом, сразу предупреждаю, я не занимаюсь.
Я чуть трубку не выронил, но в себя пришел быстро и тут же спрашиваю:
– А почему?
Мне, вообще-то, анальный по барабану, но мозг, честно говоря, отказал. Однако мозг отказал, а член вскочил, как будто он из фан-клуба «Зенит». Сердце стало биться прямо в висках. Удивительные иногда женщины попадаются…
– Да не нравится мне… – через трубку я услышал, как она улыбнулась – широко и совершенно бесстрашно. – В общем, давайте времени терять не будем, я сейчас приеду. Делу время – потехе час, согласны?
– Согласен… – машинально спросил я и добавил, – а…
Но жена Лысого уже бросила трубку.
Я вот иногда думаю… что вот такого в женщинах? Ведь дуры же набитые, примитив, накипь, отстой, гусеницы… хуже детей, по сути. Ничего в них своего нет. Лианы поганые, присосутся к мужику и тянут, пока он стоит да терпит. А как упадет – другого бегут искать. Паразиты, плесень. Вся их жизнь – бессмысленность, тупость, ограниченность и убогость. Вся их относительная нужность лишь в том, что они могут рожать, подставлять гениталии и шевелиться по хозяйству. Ничего более важного я что-то не вижу и не нахожу. А учитывая, что мне дети противны в принципе, а по хозяйству можно и гуманоида нанять, то вообще очень сомнительным становится женское начало.