Не живу, Не дышу, Люблю
Шрифт:
Вроде бы все. Остался только ноутбук и телефон. На кухне лежит блокнот для записей, тупо пялюсь в чистый лист, какие последние слова можно написать тому, кто предал тебя.
Не буду ничего писать. Мне нечего ему сказать. Просто оставлю ключи на столе.
Я выхожу из дома и бреду по улице. В нашем районе всегда такая тишина и спокойствие. Сейчас это действует мне на нервы. Мне нужно движение, энергия, жизнь, иначе я и сама застыну в своём состоянии.
В гостиной стоят два больших чемодана.
— Мама? — на секунду от удивления я даже забываю о себе.
—
— А где папа?
— Уехал. Сегодня у кого-то из мэрии день рождения. Отмечают в ресторане.
— А он знает?
— Нет. Возможно, в течение нескольких дней заметит. А ты почему с чемоданом?
— Я лечу с тобой. Можно?
23
— Кирилл, Кире очень плохо. Она заболела. Просит, чтобы ты приехал. Ты сможешь? — теперь я вынужден отвечать на все Викины звонки, что немного раздражает, особенно учитывая, что она сама меня бесит. Знаю, что нужно относиться к ней спокойнее и терпимее, но пока не всегда выходит.
— Если очень просит, то приеду, — делаю вдох-выдох, чтобы успокоиться.
— Я была бы тебе очень благодарна, — Вика кладёт трубку, а я смотрю на часы. Я как раз собирался ехать домой.
Думаю звонить Алисе или нет. Я же вижу, как непросто ей дается то, что теперь мне приходится общаться с ребенком. Я и сам ещё до конца не привык к этому. За последние недели Алиса сильно отдалилась, чувствую себя виноватым перед ней, но исправить и поменять ситуацию у меня вряд ли получится. Я просто навещу Киру, посижу с ней десять минут и поеду. Алисе скажу, что был на встрече, чтобы лишний раз не травмировать её. Не хочу расстраивать её.
Кире и правда плохо. Она лежит на кровати, укутанная в одеяло.
— Привет, — она тянет ко мне свои маленькие ручонки. Это непередаваемые ощущения видеть, как у ребёнка горят глаза при виде тебя. В родительстве есть свои плюсы. — Посидишь со мной?
— Конечно. Для этого я и приехал. Я привёз тебе твой любимый торт-мороженое. Когда выздоровеешь, сможешь съесть его.
— Спасибо, — она слабо улыбается. Видимо, уже растратила всю свою энергию.
Я сажусь рядом и глажу её по голове. Кира вся горит, я не очень силен в детских болезнях, но ей и правда очень плохо.
— Вика, это нормально, что она такая горячая?
— Температура очень высокая. Я дала ей жаропонижающее, должно помочь.
— Может нужно вызвать врача или скорую?
— Это обычная детская простуда. Я прекрасно знаю, как её лечить.
— Хорошо, тебе виднее, — я поправляю Кире одеяло, она выглядит сонной. Неожиданно она широко открывает глаза, а в следующую секунду её рвёт прямо на одеяло и мне на руку заодно.
— Я все уберу. Можешь сходить пока в ванную. Кирочка, вставай, я поменяю белье.
Я достаю ключи и телефон, кладу их на тумбочку и иду в ванную. А вот и минусы родительстве, оказывается дети болеют, и самое страшное, что ты не можешь помочь и облегчить страдания ребёнка. Я почти не болел в детстве, не знаю, как так получилось, видимо
Рубашка почти не пострадала, я быстро застирываю рукав водой, по неосторожности делая только хуже.
Часы показывают половину десятого, наверное нужно позвонить Алисе. И что сказать, я у Вики дома, а она забарикадирует мне дверь в знак протеста, или какие там ещё у девушек могут быть способы выразить недовольства.
Я выхожу из ванной, Вика сидит на кресле, такой улыбкой можно освещать улицу не хуже фонаря.
— Кирилл, снимай свою рубашку, я сама все сделаю.
— Не стоит. Постираю дома.
— Это займёт десять минут. Ты же не хочешь, чтобы твоя мышка что-то заметила?
— Алису не трогай, — я послушно снимаю рубашку, десять минут и правда ничего не решают. Вика выходит из комнаты, а я беру телефон и набираю Алисин номер.
— Алиса, привет. Я задерживаюсь на работе, но скоро буду. Все хорошо?
— Да, Кирилл. Все хорошо. Почему задерживаешься? — мне кажется, будто у неё странный голос.
— Появилось срочное дело, нужно доделать, — я нагло вру. Что ещё мне остаётся делать.
Пока Вика сушит рубашку, я сажусь рядом с Кирой. Она спит, во сне выглядит, как настоящий ангелочек. С закрытыми глазами очень похожа на свою маму.
— Всё готово, — Вика протягивает мне рубашку, не забывая при этом попялиться на мой голый торс. Её взгляды меня абсолютно не трогают. — Может быть, ты хочешь чая?
— Нет, спасибо. Я итак уже задержался, завтра позвоню тебе.
— Передавай мышке привет, — я игнорирую её последние слова и выхожу из квартиры. Мне ехать на другой конец города, хорошо, что в это время уже нет пробок.
Дом встречает меня тишиной и темнотой. Алиса скорее всего уже спит, на первом этаже горит один торшер. Я захожу в ванную, кидаю все вещи в стирку, поднимаюсь на второй этаж. Хочу подойти к кровати, но вижу, что она пустая, в ванной тоже никого нет. По спине пробегает лёгкий холодок. Я включаю свет и иду в гардеробную. Здесь только мои вещи, Алисины полки пустые.
Включаю свет везде на своём пути, сам не верю в происходящее. Она не могла просто уйти, не сказав ни слова. Это выше моего понимания. Я знаю, что ей было нелегко, но она молчала, ни разу не сказав ни одного слова против.
На кухне на столе лежат её ключи от дома и пустой блокнот. Ни одного слова на прощание. Она переплюнула даже мою мать, которая хотя бы попрощалась оставив меня у бабушки.
Методично сминаю блокнот. Поначалу он не поддаётся, но у меня много злости и силы.
На душе пустота. Безнадежность. Опустошение. Я будто снова погружаюсь в свои детские эмоции, когда ждал маму, что она вернется завтра, или послезавтра, главное дождаться. Не думал, что буду снова проходить через этот ад. Алиса задела какие-то части меня, которые не позволяют мне сказать: "Пусть уходит, она тебе не нужна" . Нужна. Очень. Но я не пойду за ней. Я дал слово самому себе, что никогда ни за кем не побегу. И это слово я собираюсь сдержать.