Неадекват
Шрифт:
Жизнь постепенно научила меня приспосабливаться к обстоятельствам, а в ту пору я просто не вписывался в обывательские представления о мальчишках. Не умел драться, на уроках физкультуры был полным ничтожеством и в отличие от подавляющего большинства своих сверстников совершенно не знал, как вести себя с девчонками, хотя они интересовали меня, и даже очень. Они глядели на меня со снисходительной ухмылкой и называли «придурком». Учителя, видимо, эту точку зрения разделяли, хотя и старались не выражать ее слишком откровенно.
Правда, один раз они все-таки не выдержали. Это было после того, как я написал в сочинении, что считаю роман
Не знаю, был ли инсульт тетки Валерии прямым результатом моей поведенческой неадекватности, но реализовывать свои скрытые намерения я начал после того, как она в один прекрасный день начала видеть на каждом шагу подслушивающие устройства и людей в черном. Травить анекдоты по вопросам текущей политики, равно как и хохмить вообще, было при ней рискованно, ибо она тотчас же набрасывалась на смельчака, как стервятник на падаль. Это, конечно, не мешало ей продолжать проводить параллели между мной и свиным рылом, однако делало гораздо более уязвимой, чем раньше.
Отец к тому времени уже жил у женщины, с которой познакомился на пляже, и, не обращая внимания на скандалы, устраиваемые матерью, звонил сестрицам по телефону общего пользования, установленного в прихожей. Верный своей манере коверкать родной язык, он начинал с приветствия «Салютвичек!». Однако на сей раз мне что-то стукнуло в голову позвонить ему, и, услышав в трубке его голос, я радостно и под довольный хохоток Валерии гаркнул:
– Салютвичек!
Чувствуя каверзу, папаша ответил осторожно:
– Салют!
Я изобразил чеканный голос, создавая тем самым обстановку тревоги, и в «тональностях» сериалов про спецслужбы сказал:
– Звоню по поручению твоей сестры, которая, как должно быть тебе известно, является резидентом в нашем квадрате…
– Проклятый идиот! – заорала Валерия. – Что ты несешь?..
– Она просит передать тебе, что обстановка накаляется с каждой минутой и, возможно, уже к вечеру начнется поиск крайних, – продолжал я в той же манере.
– Замолчи сейчас же! – продолжала кричать тетка и запустила в меня толстенным томом «Крошки Доррит».
– В этих экстремальных условиях, – продолжал я наставлять папашу, ловко увернувшись от фолианта, – она настоятельно рекомендует переходить на резервные пароли. – Не волнуйся, – пытался урезонить я Валерию: – Если и посадят, то ненадолго. Я устрою тебя отдельную камеру. Там у тебя будет проигрыватель. Ты будешь внимать божественным минорам.
Но Валерия уже нагрелась до точки невозврата. Кричала, топала ногами, называла меня попеременно шизо, приблудой и ублюдком, а потом вдруг схватилась за горло и начала судорожно ловить ртом воздух, оседая на пол, я же растерянно бегал по комнате и махал руками.
…Вернулась Валерия спустя месяц. Голос ее был такой же
3
Когда аргументы не действуют, остается либо устрашить, либо послать. Но ребенок, похоже, был сделан из железа, потому как не только не собирался сдаваться, а, напротив, начал даже проявлять нечто похожее на драчливость.
– Вот я скажу Исидору Степановичу, что, выступая под знаменами его избирательной кампании, вы дурачили публику, которой он обещает служить словом и делом. Вам не заплатят за выступление и выгонят с работы. Он – мой дядя, между прочим…
Это уже походило на шантаж, и надо было договариваться.
– Ну, и чего же ты хочешь? – спросил я.
Она смотрела совсем уж хамски:
– Мороженого… Я люблю крем-брюле.
Я перевел дух. Могло быть хуже. Этот ребенок, похоже, не знает себе цены.
– Что ж, пошли в кафе…
– Хорошо. Но я хочу только крем-брюле и три раза в день. Вы меня будете встречать после школы в половине первого, после магазина, в половине четвертого, и после садика, откуда я забираю свою сестренку в семь вечера.
Нет, похоже, она все-таки себе цену знала.
– Как тебя звать?
– Ксюша.
– И в кого ты такая нахалка, Ксюша?
– А у нас в семье все нахалы, начиная с дяди Исидора.
– Как ты можешь говорить такое об уважаемом человеке? – фальшиво возмутился я.
– Это вы про дядю Исидора?.. Его не уважают, а боятся, потому что если он кого погонит с фабрики, то работы не найти, ибо безработица в поселке уже достигает двух с половиной процентов от экономически активного населения. Посмотрите только, как стремительно падает на фабрике рентабельность производства! Почему? Да потому, что в отличие от руководителей других птицефабрик края он ничего не сделал для реконструкции основных цехов. А ведь даже неосведомленному в экономике человеку ясно, что давно следует заменить устаревшее, построенное еще в советские времена энергохозяйство, эксплуатация которого непосильным ярмом лежит на себестоимости продукции, а это, в свою очередь, самым отвратительным образом влияет на цену готовой продукции, делая ее неконкурентоспособной на местном потребительском рынке.
Я смотрел на нее, как на лунный камень.
– Откуда тебе это известно?
– Мне многое известно, в том числе и то, что вы периодически изменяете своей гражданской жене…
Это было уже слишком!
– Слушай, детка, а не дать ли тебе по шее?
– Получите пинок в пах. Ну, полно трепаться, дядя, пошли в кафе…
В кафе Ксюша чувствовала себя как в родной стихии (я даже начал подозревать, что был не первым, кто подвергся ее шантажу), умяла три порции крем-брюле и готовилась потребовать четвертую, когда я заметил, что неплохо было бы оставить место для семичасового похода вместе с сестренкой. Подумав, она ответила, что калорийность крем-брюле невысока и насытится им практически невозможно. Однако в моих словах рациональное зерно, безусловно, есть. Моя гражданская жена, вне сомнения, жестко контролирует кошелек мужа и наверняка заподозрит незапланированные расходы, поскольку сразу же заметит отсутствие хлеба, молока и картошки, не купленных мной по причине непредвиденных трат на мороженое, хотя соответствующая задача передо мной ставилась еще утром.