Неадекватная няня

Николаева Елена

— Па, хватит сюсюкать, плодолжай сказку, я уже спать хочу.

— Давно пора, — в один голос проговорили и замерли на мгновение, прислушиваясь к собственным мыслям. Уверен — последние у нас совпадают, просто девочке нужно время и я терпеливо жду.

Приглушив свет до минимума, коснулся сомкнутых бёдер Аси подушечками пальцев. Шелковистая кожа сводит с ума, дурманит разум, зажигает в венах огонь, хочется пробраться под футболку и поиграть с её маленькими твёрдыми сосками, изучить аккуратную форму, насладиться отзывчивой реакцией тела.

— Пап!

— Мм? — разочарованно делаю вдох и медленно

выдыхаю. Вот она — единственная причина, по которой я всё ещё держу себя в руках.

— Значит так:

«Жил-был прекрасный царевич и был у него конь…».

— Па! Давай у цалевича будет огломный «Бумел» как у Моти. Девушки не ведутся на кони. Лазве ты не знаешь? Это же вчелашний день!

— А ты откуда знаешь, на что они ведутся? У тебя молоко на губах не обсохло, знаток.

— Так желебца колмить же надо, ухаживать за ним. Цалевны сейчас ленивые и плидилчивые, только плава качают. Лоб сказал не связываться со сказочными девчонками. Себе и тебе доложе выйдет! Но они такие классные… у Лоба в айфоне… Эх…

— Сына, любая царевна дорого обходится. На то она и царевна. Знаешь, какая женщина может в лягушке скрываться! Иван-Дурак это понял и неспроста полез в болото!

— А как он понял? Он же дулак?

— А кто сказал, что он дурак? Иван прикидывался. Не перебивай. Слушай дальше:

«Встретил царевич однажды прекрасную, лихую незнакомку и не смог оторвать от неё глаз! Неземная красота поразила его в самое сердце…»

— Пап! А зачем ей глаза отлывать? Цалевич очень злой? Он что, монстл?

— Блин! Илюха, ты всё не так понял. Он засмотрелся… на девушку, на её красоту. Понимаешь? Ещё говорят: не смог отвести от неё взгляд. На самом деле ничего отрывать он ей не собирался.

Ася не удержалась и захихикала, содрогаясь в моих объятиях. Так похожа на маленькую, наивную девочку, очень добрую и светлую. Я готов многим пожертвовать, чтобы видеть её настоящей, открытой и беззаботной, такой как сейчас.

— Илюш, царевна не даст себя в обиду. Она умеет защищаться.

Приятный тембр женского голоса пощекотал нервы, распространяя в воздухе умиротворение. Созвучие наших голосов в спальне пробуждало во мне ностальгию по семейной идиллии. Впервые за столько лет у меня закралось желание возвращаться в дом, наполненный детским смехом и женской заботой.

— Знает Кунг-фу как панда? — не унимался Илья.

— Ну… типа того… — неуверенно пробубнила и сжалась сильнее, когда мои пальцы направились вверх, скользя по линии соприкосновения бёдер к развилке между ног. Чувствую себя партизаном. Пробираться к намеченной цели, не спалившись, потребовалась вся сноровка и находчивость.

— Хуже, — пытаюсь отвлечь внимание сына разговором, но как только в мой мозг поступает определённый сигнал, я несдержанно и громко выдаю:

— Провокаторша!.. чтоб… — закусив губу, жалобно взвыл, возвращая руку на грудь, чтобы не так болезненно реагировать на обнаженную женскую плоть. — В общем… Подрывательница. Ась, угробить меня решила? Я ведь не железный, малыш… — шепчу ей в то время, как сын что-то себе дальше воображает.

— Ты не дал возможности одеться, — хрипло произнесла, дрожа всем телом в моих объятиях.

— Ух-тыжка! Как Лютый?

— Чего??? — на нервах вспоминаю косяк Дэна, отвлекаясь от ответа Насти.

— Па,

я нечаянно подслушал. Дэн уточек отстлелять хотел.

— А кур он в курятнике не хотел отстрелять?

— Кулицы его не интелесуют.

— Пфф… Ещё бы… Боюсь, на водоплавающую дичь у него патроны кончились, к огромному сожалению. Спи уже!

— Па! А..?

— Илюха, ты щенка ещё хочешь? — раздражённо выпаливаю, пытаясь унять в себе пожар. Член разрывает адское желание и я вжимаюсь им в задницу Аси, фиксируя рукой её живот.

Ага!

— Если услышу хоть слово, передумаю. Усёк?

— Холошо… Па..?

— Гррр… Ну что ещё?

— А можно… Ася меня обнимет? Ты же большой. Она не твоя няня, а моя.

— Ммм… Боги! Если это тебе поможет быстрее уснуть, я только «за»!

— Ты её пливатизиловал, как Кил свою Лыжую! Так не честно!

— Откуда ты столько словечек знаешь? — до чего умный мальчик, каждый раз поражаюсь его эрудиции.

— Мама сказала, у меня холошая подслушивательная память. Па? А ты Асю тоже лубишь?

— Илья! Слово «щенок» тебе о чём-нибудь говорит? Память бывает слуховой, «подслушиватель». Не зли меня, сына, не то разбудишь во мне злого орка.

— Па, а… Ася? — жалобно протянул.

— Вот же упёртый… — рычу сквозь зубы, разжимая тиски. — Иди. Устроили бунт, понимаешь. Завтра накажу обоих.

— Дети — это святое, Дима. Спокойной ночи…

Ася мигом отстранилась и вцепилась за ребёнка, как за спасательный круг.

— Я тебе припомню, мышонок… спокойную ночь, дай дотяну до утра и, клянусь, ты пожалеешь…

Ася

— Дрянь! Ты всегда была идеальной дрянью! Ты и твоя мамочка! Обе шлюхи! Ненавижу вас! Тебя ненавижу! Его ненавижу! Всех ненавижу! Всех…

Светлана дрожащими руками едва смогла прикурить сигарету. Очередной большой глоток спиртного успокоил её крик всего-то на пару секунд. Вдохнув поглубже прохладный утренний воздух, чтобы разбавить горячий поток водки в горле, подруга окинула меня взглядом полным ненависти, боли и презрения. Мы стоим рядом с дедушкиной елью, как в недалёкой юности, но почему-то чувствую между нами огромную пропасть. Не дотянуться, не прикоснуться, как в детстве уже не будет…

— Ты, су**ка, Аська! Прикидывалась невинной овечкой. Славке девственность подарила. Он мне об этом все уши прожужжал, гнида! А сам-то, вместо того, чтобы любить тебя, трахал таких как я, выкрикивая твоё имя при каждом новом оргазме! Больная, ненасытная тварь. Ненавижу вас всех!

Прерываясь на короткие паузы, затягивалась сигаретным дымом и запивала свою истерику очередной порцией горючего. Странно видеть подругу такой. Раньше она не позволяла себе глушить спиртное из горла. Зачем-то обновила имидж. Перекрасила русые волосы в иссиня чёрные, радикально изменив себя до неузнаваемости. Ещё больше похудела. Под глазами тёмные круги не смог спрятать самый крутой тональный крем. Света никогда не покупала дешёвки. Сегодня она почему-то воздержалась от безупречного макияжа. Тяжело выдохнув, продолжила тираду, рассчитывая добить меня несправедливостью окончательно. Её пронзительный резкий голос вызывал страх, вынуждая тело содрогаться при каждом оглушительном выстреле очередной фразы.