Неандертальский параллакс. Трилогия
Шрифт:
— Чёрт возьми, Понтер, меня тошнит от Серого совета! Тошнит от этих правил и положений. Тошнит от того, что кучка стариков контролирует твою жизнь.
Понтер взглянул на Мэри; его бровь удивлённо взлетела вверх.
— Их, знаешь ли, избирают. Устанавливаемые ими правила — это правила, которые мой народ установил для себя.
Мэри глубоко вздохнула.
— Я знаю. Прости. Это просто… просто, это должно быть только наше с тобой дело, хотим ли мы ребёнка.
— Ты права, — согласился Понтер. — Собственно, у некоторых людей в нашем мире больше двух детей. Близнецы не так уж редки: у моего ближайшего соседа сыновья-близнецы. Да и женщине не так уж редко удаётся зачать трижды — в девятнадцать,
— Мне тридцать девять. Почему бы не пропробовать?
— Найдутся те, кто скажет, что такой ребёнок будет неестественным, — ответил Понтер.
Мэри огляделась. Потом села на край растущего из стены дивана и хлопнула ладонью рядом с собой, приглашая Понтера присоединиться. Понтер тоже сел.
— Там, откуда я пришла, — сказала Мэри, — многие считают, что когда двое мужчин… как это сформулировала Луиза, когда мы гостили у Рубена? «Нежно соприкасаются гениталиями»? Так вот, многие мои соплеменники считают, что это тоже неестественно. — Лицо Мэри словно окаменело. — Но они неправы. Я не знаю, могла бы я это сказать с полной уверенностью до того, как попала сюда, но сейчас я могу. — Она кивнула, больше для себя самой, чем для Понтера. — Мир — любой мир — гораздо лучше, когда живущие в нём люди любят друг друга, когда заботятся друг о друге, и, пока речь идёт о добровольных отношениях между взрослыми людьми, это никого не касается, кроме них самих. Мужчина и женщина, или два мужчины, или две женщины — это всё естественно, если между ними любовь. Глексенка и бараст — это тоже естественно, если они любят друг друга.
— Мы любим друг друга, — сказал Понтер, беря крошечную руку Мэри в свои массивные лапищи. — И всё же есть много людей и в моём мире, и в твоём, которые будут возражать против того, чтобы у нас был ребёнок.
Мэри невесело кивнула.
— Да, я знаю. — Она вздохнула длинно и печально. — Вот, к примеру, Рубен — чёрный.
— Я бы сказал, скорее тёмно-коричневый. — Понтер улыбнулся. — Довольно приятный оттенок, кстати.
Но Мэри не хотелось шутить.
— А Луиза Бенуа — белая. В моём мире до сих пор полно людей, которые возражают против того, чтобы чёрные мужчины имели отношения с белыми женщинами. Но они неправы, неправы, неправы. Так же, как и те, кто станет возражать против того, чтобы мы были вместе и у нас были дети. Они тоже неправы, неправы, неправы.
— Конечно, я согласен с тобой, только…
— Только что? Ничто не будет лучшим символом синергии между нашими мирами и нашей любви друг к другу, чем наш общий ребёнок.
Понтер заглянул Мэри в глаза; его золотистые радужки возбуждённо подрагивали.
— Ты права, любовь моя. Совершенно права.
Глава 13
В пытливом духе, заставившем смельчаков вроде Юрия Гагарина, Валентины Терешковой и Джона Гленна, оседлав столбы пламени, достичь околоземной орбиты…
Каждую неделю Джок Кригер делал обзор публикаций, посвящённых неандертальцам, как напечатанных в ста сорока журналах, на которые была подписана «Синерджи», так и собранных и обработанных различными компаниями-агрегаторами печатных, теле- и радионовостей. В текущей груде материала оказались: препринт интервью с Лонвесом Тробом для «Популярной механики»; серия из пяти статей в «Сан-Франциско Кроникл» о том, как повлияют неандертальские технологии на фирмы Кремниевой долины; появление бегуна Жалска Лаплана
Луиза Бенуа также спустилась в бывшую гостиную старого особняка, служившего теперь штаб-квартирой «Синерджи Груп», чтобы ознакомиться с материалами за неделю. Она читала статью в «Нью-Сайентист», которая задавалась вопросом о том, почему неандертальцы одомашнили собаку, хотя их собственное обоняние по меньшей мере ничем не уступает собачьему, из чего следует, что собаки практически ничего не добавляют к их охотничьим способностям. Она прервала чтение, когда Джок Кригер громко вздохнул.
— Что с вами? — спросила Луиза, глядя на него поверх журнала.
— Да тошнит уже от этого, — объяснил Джок, указывая на груду журналов, газетных вырезок, магнитофонных лент и видеокассет. — Надоело до смерти. «Неандертальцы — более мирный народ, чем мы». «Неандертальцы берегут природу в отличие от нас». «Неандертальцы свободны от предрассудков и суеверий». Да почему, чёрт возьми, так?
— Вы правда хотите узнать? — улыбнувшись, спросила Луиза. Она порылась в стопке журналов и выудила из неё «Маклинз». — Читали гостевую передовицу?
— Нет ещё.
— Она о том, что неандертальцы ближе к канадцам, а глексены — к американцам.
— И что же это должно означать?
— Автор говорит, что неандертальцы верят в ценности, отстаиваемые Канадой: социализм, пацифизм, защита природы, гуманизм.
— О Боже, — сказал Джок.
— Да ладно, — ответила Луиза. — Я слышала, как вы говорили Кевину, что согласны с Патом Бьюкененом, называвшим мою страну «Советским Канакистаном».
— Канадцы — тоже глексены, доктор Бенуа.
— Не все, — ответила Луиза. — Понтер — гражданин Канады.
— Не думаю, что пресса из-за этого так хорошо их принимает. Это извечный журналистский левый уклон.
— Нет, я так не думаю, — ответила Луиза, откладывая журнал. — Настоящая причина того, что неандертальцы так хороши, в том, что их мозг больше нашего. Объём неандертальского черепа на десять процентов больше, чем у нас. Нашего мозга едва хватало на то, чтобы продумать ситуацию на один ход вперёд: если мы сделаем копья получше, то убьём больше животных. Но без по-настоящему серьёзного усилия мы не способны увидеть следующий ход: если мы убьём слишком много животных, то их не останется, и мы умрём с голоду. Неандертальцы же, похоже на то, догадались об этом в самый первый день.
— Почему же это мы их победили здесь, на этой Земле?
— Потому что у нас было сознание — истинное самосознание — которого у них не было. Помните мою теорию: вселенная расщепилась на две, когда впервые появилось сознание. В одной ветви его имели мы и только мы. В другой — они и только они. Разве удивительно, что вопреки разнице в объёме мозга в каждой временной линии одержали верх существа, обладающие сознанием? Но теперь мы сравниваем мыслящих существ в объёмом черепа в 1400 кубических сантиметров, и таких же мыслящих существ, но с черепом в 1500 см3. — Она улыбнулась. — Мы всё время ждали появления пришельцев с большими мозгами, и вот они появились. Только не с Альфы Центавра, а из мира по соседству.