Неандертальский параллакс. Трилогия
Шрифт:
Так что в то утро Мэри, Понтер и Мега отлично провели время втроём. Хотя начало холодать и все листья на деревьях уже изменили цвет, воздух был по-прежнему свеж и чист. После обеда Мега убежала играть с друзьями, а Мэри и Понтер уединились в доме Бандры. Неандертальцы не испытывали комплексов по поводу секса, однако Мэри до сих пор чувствовала неловкость по поводу занятий любовью в то время, когда в доме находится ещё кто-то. К счастью, Бандра сказала, что будет со своим партнёром Гарбом и до вечера дома не появится. Так что весь дом был к услугам Мэри и
Секс, как всегда, был просто сказочным, и Мэри достигла оргазма несколько раз. После этого они вместе приняли ванну, а потом просто лежали рядом на груде подушек, болтая и касаясь друг друга. Речь Понтера показалась Мэри несколько непривычной; собственно, она такой и была, поскольку перевод теперь осуществляла Кристина, а не Хак.
Большую часть оставшегося дня они провели, обнимаясь, прогуливаясь и разговаривая — просто наслаждаясь обществом друг друга. Они посмотрели короткое театральное представление — неандертальцы обожали театр. Электрические вентиляторы на задах сцены гнали феромоны актёров на зрителей, в то же время выдувая из помещения их собственные.
Потом они какое-то время играли в неандертальскую настольную игру под названием партанлар — что-то среднее между шашками и шахматами: фигуры все были идентичны, но то, как они ходят, зависело от их положения на стоклеточной доске.
Позже они посетили ресторан, в котором хозяйничали две женщины, чьи партнёры умерли, и насладились вкуснейшей олениной, отличным салатом из кедровых орехов и листьев папоротника, жареных корнеплодов и варёных утиных яиц. И теперь они сидели в глубине ресторана на скамье с мягким сиденьем, с неандертальскими обеденными перчатками на руках, и по очереди кормили друг друга.
— Я люблю тебя, — сказала Мэри, прижимаяся к Понтеру.
— И я тебя люблю, — ответил Понтер. — Я так сильно тебя люблю.
— Мне бы хотелось… мне бы хотелось, чтобы Двое всегда были Одним, — сказала Мэри.
— Когда я с тобой, я тоже хочу, чтобы это никогда не кончалось, — сказал Понтер, гладя Мэри по голове.
— Но это кончится, — со вздохом ответила Мэри. — Я не знаю, стану ли я когда-либо своей в этом мире.
— Идеальных решений не существует, — сказал Понтер, — но ты могла бы…
Мэри села прямо и повернулась к нему лицом.
— Что?
— Ты могла бы уехать обратно в свой мир.
Сердце Мэри провалилось.
— Понтер, я…
— На двадцать пять дней в месяц. И возвращаться сюда, когда Двое становятся Одним. Обещаю, что каждый раз у тебя будет четыре самых весёлых, самых любвеобильных, самых страстно-сексуальных дня, какие только возможны.
— Я… — Мэри задумалась. Она искала решение, которое позволило бы Двум быть Одним бесконечно. Но, похоже, это совершенно невозможно. И всё же…
— Мотаться каждый раз из Торонто в Садбери будет неудобно, — сказала Мэри, — да ещё каждый раз проходить деконтаминацию на пути туда и обратно, но…
— Ты забыла, кто ты такая, — сказал Понтер.
— Я… прости, не поняла.
— Ты — Мэри Воган.
— И?
— Ты — та
— Да, и это ещё одна проблема. Я не смогу брать по четыре выходных подряд каждый месяц.
— И снова ты недооцениваешь себя.
— Каким образом?
— Правильно ли я понимаю устройство вашего учебного процесса? Ведь вы учитесь лишь восемь месяцев в году?
— С сентября по апрель, правильно. С осени до весны.
— Так что три или четыре раза, когда Двое станут Одним, придутся на время, когда ты не обязана быть в университете. Из оставшихся восьми значительная часть придётся на два последних дня ваших семидневных периодов, в течение которых вы не работаете.
— Однако…
— Однако всё равно останутся дни, в которые тебе нужно быть в университете.
— Именно. И никто не будет идти мне навстречу, чтобы…
— Прости меня, любимая, но каждый с радостью пойдёт тебе навстречу. Даже до твоего последнего визита, но в особенности сейчас, ты не только знаешь о генетике неандертальцев больше, чем любой другой глексен — в том, что неандертальцы знают о генетике, ты также разбираешься лучше любого другого глексена. Ты будешь бесценным приобретением для любого университета, и если для того, чтобы тебя заполучить, им придётся удовлетворить некоторые твои специальные требования, я уверен, они это сделают.
— Я думаю, ты недооцениваешь трудности.
— Правда? В этом можно убедиться, только попробовав.
Мэри в раздумье оттопырила губы. Он был прав; от того, что она наведёт справки, определённо большой беды не будет.
— И всё-таки на то, чтобы добраться от Торонто до Садбери уходит большая часть дня, особенно если прибавить спуск в шахту и всё остальное. Четыре дня запросто превратятся в шесть.
— Да, если ты будешь жить в Торонто. Но почему бы тебе не делать свой вклад в Лаврентийском университете в Садбери? Там тебя знают ещё с тех пор, как я впервые к вам попал.
— Лаврентийский, — повторила Мэри, словно пробуя слово на вкус. Это был очень приятный маленький университет, с первоклассным факультетом генетики, и он выполнял интересные работы по судмедэкспертизе…
Судмедэкспертиза.
Изнасилование. Опять чёртово изнасилование.
Мэри сомневалась, что когда-либо ещё почувствует себя комфортно в Йоркском университете в Торонто. Там ей не только придётся иметь дело с Корнелиусом Раскином — ей придётся работать бок о бок с Кейсер Ремтуллой, ещё одной жертвой Раскина — жертвой изнасилования, которого не было бы, если бы Мэри сообщила о своём изнасиловании в полицию. Каждый раз, вспоминая о Кейсер, Мэри мучилась чувством вины; мысль о том, чтобы снова работать с ней, угнетала её; мысль о совместной работе с Корнелиусом повергала в ужас.