Небесные девушки
Шрифт:
Я сказала:
— Но почему? Что случилось?
— Ее сегодня утром вызвали из класса, — сказала Джурди. — Назад она не вернулась. Я думаю, она виделась с мистером Гаррисоном или миссис Монтгомери.
— Не может быть! Ты считаешь, что ее выгнали?
Джурди кивнула с несчастным видом.
Это казалось невозможным. И все же, до некоторой степени, это имело смысл. Аннетт была милой, кроткой девочкой; но не раз мне хотелось узнать, достаточно ли точно придерживается она того образа жизни, который нам навязали. Она была слишком мягкой, слишком нежной.
— Тогда же вызвали еще трех девушек, —
Я внезапно вспомнила.
— Мой Бог, этим утром в нашем классе вызвали трех девушек. Я удивилась этому — они не вернулись назад.
— Давай узнаем, — сказала Джурди.
Мы прошли комнату за комнатой и выяснили. Их было точно семь. Семь девушек ушли или были отосланы домой. Никто из них не оставил записки. Я могла понять почему — я бы тоже не оставила записки. Чувству собственного достоинства у меня был нанесен удар. И тогда я вспомнила еще кое-что — Рой Дьюер вчера утром в «Салоне Фрагонара» рассказал мне, что собирается на совещание к мистеру Гаррисону. Возможно, именно там было принято окончательное решение, именно там были определены их имена. Было ли это правдой или нет, здесь, во всяком случае, налицо было живое доказательство того, что мистер Г., доктор Д., миссис Монтгомери, мисс Уэбли, мисс Пирс, представляющие «Магну интернэшнл эйрлайнз», были неумолимо серьезны, и в наших куриных клетках на четырнадцатом этаже воцарился ужас.
Мы сидели, обсуждая это практически шепотом, и через некоторое время Джурди покинула нас. Она все еще выглядела зеленой, очень странной, пугающего цвета, и я проводила ее в комнату и спросила:
— Джурди, у тебя все в порядке?
— Конечно. — Она сгорбилась на своей кровати.
— Ты не возражаешь побыть здесь одной, без соседок?
— Нет. Не возражаю.
Я стояла, глядя на нее. Она сидела совершенно неподвижно, болезненно зеленая, глядя в никуда. Затем она проговорила:
— Закрой дверь, Кэрол.
Я закрыла ее.
Она сказала:
— Запри ее.
— Запереть?
— Да.
Я ее заперла.
Она сказала:
— Когда я сегодня вернулась сюда, я обнаружила это. — Она изогнулась и извлекла ярко декорированную коробочку из-под своей подушки.
— Что это, Джурди?
— Посмотри сама.
Она протянула ее мне, я подошла, взяла из ее рук и открыла. Внутри был синий бархатный футляр. Она сказала:
— Давай. Открой его.
Я взяла синий бархатный футляр, открыла его и воскликнула:
— Ох, мой Бог. — В бархатном футляре лежал золотой браслет с богатым современным узором. О таком браслете я всегда мечтала, я им восхищалась.
— Ну как? — холодно спросила Джурди.
— От кого это? Кто прислал его?
— Люк.
— Ты имеешь в виду старого мистера Лукаса?
— Да.
— Джурди!
— Он золотой, правда? — спросила она.
— Мой Бог, я не знаю. — Я взяла браслет из футляра. — Боже, он весит тонну. Мой Бог, Джурди, это, должно быть, золото.
— Вскоре мы сможем узнать это. — сказала она, — Ты видишь название внутри футляра?
На белой шелковой подкладке внутри крышки готическими буквами было написано: «Коробка для драгоценностей. Отель „Шалеруа“. Майами-Бич. Флорида».
Я сказала:
— Это маленькая шикарная лавка драгоценностей в вестибюле. Мой Бог,
— Они сказали бы нам, золото это или нет, не так ли?
— Я думаю, да.
— К чему терять наше время, — сказала она. — Он золотой. Я знаю, что он золотой.
Она, казалось, стала еще более бледной и зеленой и более суровой.
— Джурди, что ты собираешься делать с ним? — спросила я. — Собираешься ты оставить его или что? Мой Бог, он должен стоить тысячу долларов.
— Сегодня он улетел в Канзас, так что я не могу вернуть его. Он будет здесь снова в конце недели, ночью в пятницу. — Она повернула голову и посмотрела на меня. — Ты думаешь, я должна его отдать?
Она некоторым образом испытывала меня, прощупывала меня, стремясь заставить меня произнести приговор. Я сказала:
— Решать тебе. Ты собираешься увидеться с ним на следующем уикэнде?
— Да.
— Снова осмотр брахманского скота?
— Нет, — ответила она. — Он хочет взять меня с собой на шлюпку. На весь уик-энд. — Она мрачно улыбнулась. — Не гляди так испуганно. С нами будут и другие люди. — Она начала раскачиваться взад и вперед. — Я не знаю, черт побери, что делать. До сих пор со мной такого не случалось. Черт возьми, что мне делать, Кэрол?
— Ты думаешь о браслете?
— Браслет, уикэнд, все.
— Решать надо тебе.
Она снова жалобно посмотрела на меня.
— Он старый человек, пятьдесят шесть лет. Девушка не может брать подарка от старого человека, а?
Я не ответила. Она сказала:
— Единственное, что беспокоит… — Она остановилась и несколько мгновений смотрела в никуда. Затем она тяжело вздохнула. — Думаю, я должна подумать об этом, вот и все. Спасибо, Кэрол. Не нужно об этом говорить остальным девушкам.
— Конечно, нет, — сказала я и покинула ее.
Этим вечером Донна забыла о своем девятичасовом мартини. Она была более потрясена, чем любая из нас, спокойной безжалостностью «Магны интернэшнл эйрлайнз». Недооценила ее. Я думала, что она была какой-то обалдевшей, что ей было в высшей степени наплевать на все, она ничего не проклинала и т. д. Но это было не так. Мы разговаривали с ней об этом ночью, когда просто решили сделать часовую передышку от множества страниц, посвященных аварийному оборудованию «Констелейшн», и спустились вниз к бассейну, чтоб окунуться, прежде чем на нас не обрушился гром в десять тридцать. Мы были в воде в десять десять, а это означало, что у нас было время выкурить сигарету, прежде чем мы возвратимся в номер. Я сказала что-то легкомысленное относительно того, как она всю себя отдает «Магне», и она произнесла в ответ настоящую речь очень серьезным голосом. Она заявила:
— Пойми, милочка, это все хорошо для тебя. Ты была повсюду, у тебя различные занятия, и если Гаррисон исключил бы тебя, ну, ты нашла бы какую-нибудь другую работу и могла бы уйти, хлопнув дверью. Со мной все по-другому. Все, что когда-либо у меня было, это лыжная база. Я не могу печатать на машинке. Я не имею представления даже об азах работы в офисе. Я умерла бы, если бы мне пришлось работать за стойкой в магазине, я даже не могу себе представить, что, черт возьми, могла бы делать. Думаю, я должна была бы торговать своим телом или что-то в этом роде.