Небесные тихоходы
Шрифт:
Однако индийцы не остановились на нуле. Девять родных и до боли знакомых нам цифр 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, которые ошибочно именуют «арабскими», поскольку они прибыли в Европу через Багдад, никакие не арабские, а индийские! Ведь на протяжении нескольких тысячелетий повсюду царили только римские цифры, такие тяжелые и неповоротливые, что даже для самого простого вычисления приходилось бежать вызывать специалиста.
Да уйму открытий индийцы сделали, уйму! Дроби, умножение и деление дробей, квадраты и квадратные корни, кубы и кубические корни; неимоверно философский знак минус — вводится понятие отрицательных
Даже высокоразвитые древние народы — римляне, греки, арабы и персы — все, что более тысячи, вообще никак не называли. Далее у них следовали мириады. В Индии же имелось восемнадцать специальных названий для чисел до десяти с восемнадцатью нулями, и это не'предел! В сказании о Будде говорится, что Будда лично придумал имена числам до десяти в пятидесятой степени!!!
С другой стороны, именно в Индии существовало мельчайшее в мире деление времени и пространства. Наименьшей единицей времени считалась одна семнадцатая секунды. А самой ничтожной линейной мерой — микроскопическая частица дюйма!
И пусть эти необозримо грандиозные и бесконечно малые величины чаще всего использовали в теоретических и философских целях, неважно, вопросы времени и пространства индийцы рассматривали поистине во вселенском масштабе. Неохватные эры, которыми мыслит современная геология, или астрономические расстояния до звезд вряд ли тут поразили бы чье-нибудь воображение, если в самых древних индийских трактатах можно прочитать такие слова: «В пустоте каждого атома лежат обширные миры, разнообразные, как пылинки в солнечном луче».
Опьяненные восторгом индийцы впрок и на века совершали одно гениальное открытие за другим.
Эта Земля — мёд для живущих на ней, эти живущие — мёд для этой Земли, — доносится до нас их неповторимая песнь Бытию, записанная в древних Упанишадах. — Эта дорога — мёд для идущих по ней, эти идущие — мёд для этой дороги.
Размышляя о важной роли индийцев в развитии человечества, Лёня слегка почтительней стал поглядывать на шофера нашей мотоциклетки. В какой-то момент этот напомаженный субчик нам даже показался достойным представителем своего великого, духовно продвинутого народа. Но путь богат сюрпризами. А прогулка только начиналась.
Глава 22. «No more indians!»
Внезапно на город Дели налетел ураган. Это случилось так неожиданно, мы даже не поняли, как быть. Сильнейшие порывы ветра с дождем чуть ли не срывали с мотороллера брезентовую крышу, да что там крышу! Вся проезжая часть дороги превратилась в полноводную реку, ноги у нас в машине по щиколотку в воде. А шофер едет дальше, как ни в чем не бывало.
Я говорю:
— Гашиш! (Он нам так представился — Гашиш). Поворачивайте обратно. Я хочу вернуться в гостиницу.
А он отвечает:
— Сахиб! Сахиба! [19] Это мелкий дождичек. Он сейчас пройдет!
Я говорю:
— Ничего он не пройдет. Знаю я ваши затяжные индийские
— Но вы ведь собирались делать шопинг!..
А как раз город Дели праздновал день рождения Махатмы Ганди. И по этому случаю все магазины были закрыты. Все до одного! Назавтра мы улетали в Москву, и я уже поняла, что осталась без колечек и браслетиков, без индийских нарядов, сари, юбок и вышитых кофт, без слонов деревянных, индийских колокольчиков, куркумы, кари, бус и соломенных сандалий… Зато всюду, куда ни бросишь взор, в белых одеяниях с бритыми головами — босиком, только посох в руке — брели толпы фанатов Махатмы Ганди.
19
Господин! Госпожа!
— Погодите, сахиб, сахиба! — уговаривал нас Гашиш не прерывать прогулки. — Я знаю ювелирный магазин, там работает мой брат, он со скидкой продаст вам любые украшения! Это близко, рукой подать, рядом, за поворотом!..
— Только не за этим, а за тем!.. — он бормотал. — И не за тем, а во-он за тем!..
А сам кругами, кругами, все увеличивая радиус, гляжу, пошли какие-то глиняные домишки, мы явно выехали за город, громадный слон разукрашенный трудится в маленькой деревне, тащит бревно. Какая-то страшная река бурлит под мостом, выходит из берегов, заливает поля. А ветер! Холодный дождь хлещет, как будто бы это не Индия, а Финляндия.
Я кричу:
— Не надо мне ваших украшений! Я вся промокла, замерзла, вы Лёню простудите!
А Лёня сжался в комочек, забился в угол и стонет обреченно:
— И так меня позавчера продуло ветром с гор… Я тебе сто раз говорил! Ты можешь не вступать в близкие отношения на улице хотя бы с ярко выраженным шудрой?
— Где ж я тебе брамина возьму? — кричу я. — На дворе Кали-юга!
Тут нас чуть не перевернуло новым порывом ветра.
— Да он нас просто похитил! — простонал Лёня. — Сейчас завезет в какую-нибудь глухомань и продаст в рабство.
— А мы ему подзатыльников наваляем! Гашиш! — я ору. — Поворачивай оглобли!
— Сахиб, сахиба, — говорит он скороговоркой. — Что вы так нервничаете? Вот ювелирный магазин, — и тормозит под проливным дождем у дома, одиноко притулившегося на обочине дороги.
Дверь была заперта, но Гашиш быстро сбегал куда-то и минут через семь притащил исполинского индуса в чалме с черной бородой и чернейшими глазами, которые посверкивали из-под смоляных бровей. Тот держался с большим достоинством, вынул ключ, повернул его в замке, все так артистично. Гашиш тоже приосанился, выпятил грудь — этакий месопотамский царек.
С торжествующей улыбкой продавец рассыпал передо мной на прилавке индийские драгоценности. Что твоей душе угодно — жемчуга, малахиты, опалы, сапфиры, гранаты или рубины? В золоте или в серебре?.. Или в платине?..
Даже у такого законченного аскета, как я, который отрекся от мирских забот и давно уже ищет сокровища в неизмеримом, просто глаза разбежались.
— Ладно, выбирай, — обреченно говорит Лёня, доставая кошелек. — Раз уж заехали в такую глухомань, купи себе что-нибудь в подарок на память о нашем похищении.