Небесный берег
Шрифт:
Как и обещал Герсию, он вырубил Александра с одного удара.
– Эва, быстро выжигай нам клейма, и уходим.
Обсуждать больше было нечего: ни времени, ни возможности. Селестина вместе с Джодерой, не сговариваясь, побежали за аптечкой и вскоре принесли коробку, из которой вытащили пару упаковок с обезболивающими, мазь и бинты.
Эванжелина подскочила к Эверлингу, который уже снял рубашку и сел на ближайший стул. Он сцепил руки в замок, впившись ногтями в собственную кожу, когда Эванжелина коснулась его клейма ладонью. Под ее рукой появился маленький огонек, который расползся по всей поверхности, нагреваясь с каждой
Эверлинг не произнес ни звука, когда огонь расплавил шрам, напоминающий, что он – чужая собственность. Только сжал зубы и сильнее впился ногтями в свои руки. Привыкнув к боли, он редко уделял ей должное внимание и научился не издавать ни звука в моменты, когда внутри все разрывалось на части. Физическую боль терпеть всегда было намного проще, чем эмоциональную. Эванжелина тихо извинилась перед ним, но ответа не получила.
Селестина поспешила обработать ему ожог и, казалось, совершенно не была смущена неприятным зрелищем. Джодера подала ей мазь, затем бинты, от которых Эверлинг хотел отказаться, но после подзатыльника от Селестины согласился. Чувствуя непомерную усталость, он просто откинулся на спинку стула и дышал быстрее, чем обычно.
Эванжелина тем временем направилась к Герсию. Он только приспустил рубашку с плеча, обнажая нужный участок тела. Его передернуло от ее прикосновения, но он изо всех сил старался сделать вид, что все в порядке. В глаза Эванжелине он упорно не смотрел, а она слабо улыбалась, будто бы ее улыбка могла забрать жуткие воспоминания и рассеять пугающие ощущения. Но Герсий был благодарен ей хотя бы за это. Ее доброта всегда успокаивала и согревала в самые болезненные моменты.
Когда горячая субстанция на ладони Эванжелины обожгла его грудь, он зажал рот свободной рукой и застонал, не ожидая, что будет настолько больно. Острая, обжигающая волна пронзила насквозь. Герсий не позволял себе кричать, хотя знал, что никто и никогда не осудит его ни за крики, ни за слезы. Но, несмотря на это, не дал себе разрешения выглядеть слабее. Будто так проиграл бы Эверлингу, научившемуся молчать, когда больно.
Джодера держала за руку Джейлея, когда Эванжелина выжигала ее клеймо, и кричала во все горло. Она вцепилась в брата мертвой хваткой и с трудом сдерживала слезы. Джодера никогда не умела ни хорошо драться, ни терпеть боль, а сейчас лишний раз убеждалась, что ей и Джейлею на арене было не место. Она сильно кусала нижнюю губу, отчего-то надеясь прокусить кожу до крови, но не смогла. А потом вдруг улыбнулась и сказала:
– Не думала, что буду когда-то радоваться боли.
Ей очень хотелось плакать. Левая часть груди горела огнем. Она уже успела забыть, как это больно, когда кожу прожигают. А ведь когда ей ставили клеймо, она рыдала.
Джейлей держал за руку Джодеру, когда Эванжелина выжигала клеймо ему, и был готов заплакать в любой момент. Селестина прошептала что-то успокаивающее и ему, и его сестре, пока обрабатывала ожог Джодере, но Джейлей толком не смог разобрать слова: боль затуманивала разум. Голова тоже разболелась, а глаза слипались.
Но когда Эванжелина закончила, он, всхлипнув, ответил Джодере:
– Согласен, сестренка. У меня, кажется, крыша сейчас поедет, но я счастлив избавиться от этого.
– Точно, – поддакнула Джодера.
– Откуда у вас силы разговаривать? – почти неслышно протянул Эверлинг.
Эванжелина тем временем попросила Эверлинга
Обжигать себя оказалось намного страшнее. Палить по другим огненной, солнечной энергией она уже привыкла, пусть по-прежнему была недовольна этим положением, но причинять такую же боль себе… Эванжелина делала это впервые. Она всегда убеждала себя в том, что, нанося ожоги другим магам на арене, спасала их от смерти, а нанеся ожог себе, поняла, что, вероятно, смерть была бы лучшим исходом. Слезы покатились сами по себе, Эванжелина даже не поняла, как это произошло. Она просто плакала и сжимала руку Эверлинга. Как ее противники справлялись с ранами, которые она наносила им? Как оставались благосклонны к ней и почему некоторые подходили после со словами благодарности? Неужели такая боль для них была лучше смерти? Эванжелина вытерла слезы, не найдя в себе ответ ни на один из вопросов.
Селестина обработала всем раны и поочередно успокоила каждого, даже если успокоения не требовалось. Она наложила им повязки, а после поцеловала в макушки, будто была их бабушкой, тетушкой или няней, приглядывающей за сворой нерадивых детей.
– Линг, – тихо позвала Эванжелина.
Он повернулся к ней.
– Ты правда считаешь, что Александра нужно убить?
Она не ожидала от себя этого вопроса. Никто не ожидал.
Эверлинг не очень хотел ей отвечать. Колющее чувство никуда не ушло, пусть ее огонь заставил отвлечься и переключить сознание на другую, более реальную боль.
– Он может навредить нам в любой момент, – уклончиво ответил Эверлинг.
Она все еще, вопреки всему, была против убийств, но не могла отрицать жестокую правду. И пусть Эверлинг не ответил прямо, а Эванжелина не настаивала, пытаться переубедить она тоже не стала.
Джейлей и Джодера тихо и лениво перешептывались, не желая вставать с дивана. Пронзающая боль растекалась по всему телу, концентрируясь в одном единственном месте. Они не были готовы к такому, но упорно старались сделать все, чтобы стало легче. Очень хотелось спать.
Силы куда-то идти разом пропали у всех.
– Идите отоспитесь, отдохните. Останетесь пока у меня, – проговорила Селестина, убирая все медикаменты и бинты обратно в коробку. – Минимум на четыре дня. А лучше на всю неделю. Я буду менять вам повязки и обрабаты…
– У нас нет времени! – грубо перебил ее Эверлинг.
– Если уйдете сейчас, у вас не только времени не будет, но еще и здоровья. Я сказала, остаетесь у меня. Минимум четыре дня. Это не обсуждается, – уперев руки в бока, строго ответила она.
Никто, кроме Эверлинга, ей возражать не стал.
– Они могут нас найти, – наконец общую мысль выразила Эванжелина.
Селестина задумалась, убрала аптечку на место и вернулась в гостиную.
– Партум – большой город, а это один из районов, где живут самые обеспеченные люди всей Форты. Думаю, пять-шесть дней у вас есть точно. Король Иоганн не пришлет сюда армию так сразу, слишком ценит высшее общество и считает его неприкосновенным, – спокойно говорила Селестина. – Так что сейчас вы все расходитесь по спальням и ложитесь. Немедленно! С Александром я все улажу.