Небесный корабль
Шрифт:
Он не разговаривал со своими товарищами по несчастью. Они слонялись вокруг, как тени, и производили на него впечатление выходцев из сумасшедшего дома. Один напоминал камбалу, другой угря, вставшего на хвост. Солнечные кочегары по прежнему щеголяли в красных сетках, не замечая, что у них зуб на зуб не попадает от холода. И почти все ходили с закрытыми глазами, покачиваясь, словно их мучила зубная боль.
Эрколэ Сабенэ, шатаясь, добрел до подвальной обсерватории и здесь во весь свой рост растянулся на полу над полосой спектра. Здесь треск и грохот раздавались с особенною силою
Но даже и здесь надежда скоро покидала его, и он казался себе самому трупом на дне заколоченного гроба. Он упирался глазами в надвинутую крышку. И все глубже и глубже опускался в бездонную могилу вечного мрака, наполненного космическим щебнем, который с шумом и треском ударялся о стенки гроба.
Скоро весь воздух в этой герметически закупоренной гробнице будет израсходован. Уже становилось душно. Эрколэ Сабенэ знаком был с морской болезнью. Но эта «небесная» болезнь была куда мучительнее. Здесь не было уходящей из-под ног палубы, не было беспрерывного качания всех вертикальных предметов, ни внутренней дрожи корпуса судна, ни чувства тошноты; зато здесь все нервы натягивались, дрожали и ныли в этом стремительном падении, все существо до самого мозга костей пронизывалось мучительным током, тянущим в бездну. И Эрколэ Сабенэ старался очнуться, ему казалось, что он сейчас задохнется, но, когда он оторвал голову от пола и широко разинул рот, то заметил, что дыхание в порядке. Только в горле пересохло; его томила невыносимая жажда. И вдруг он вспомнил про кают-компанию, увидел перед собой узкий, стол с бутылками кианти.
Шатаясь, поплелся он туда. Но по пути услыхал голоса:
— Мы не кроты, капитан!
— Подайте нам солнце!
— Мы не в силах дольше терпеть!
Голоса звучали необычайно слабо и прерывисто. Кроты! Он бы сказал: жуки-древоточцы, тикающие, как часы, в деревянном шарике.
И даже голос Аванти звучал утомлением:
— Нам не остается ничего другого, как терпеть.
— Откройте ставни! Дайте нам солнце, капитан!
— Невозможно! Наши стекла разобьются!
— Да лучше умереть! Только бы не быть заживо погребенными! Солнца! Дайте нам солнце!
— Если оно еще существует!
— Впустите к нам солнце, или мы погибнем!
— Кто лег, тот уже не встанет.
— Что это значит? Кто там лег? Пойди узнай, Александр.
— Они мертвецки пьяны! — послышался густой бас.
Аванти вскрикнул и громко скомандовал:
— Все в Солнечную камеру!.
Солнечная камера напоминала мертвецкую. Единственная лампочка бросала зеленоватый фосфорический отблеск на отполированные поверхности конденсаторов солнечной энергии, привыкших купаться в золоте солнечных лучей. Не блестели и градусники и вентиляторы. Воздух казался спертым, насыщенным раздражающим запахом гнили. Трескотня ударов доносилась и сюда.
Аванти и Крафт увидели лишь несколько понурых фигур, тихо пробравшихся наверх.
— Этого быть не может, — шепнул Аванти своему другу великану, державшему его за руку.
— К сожалению,
Крафт поставил на стол черную бутылку с коротким горлышком и без этикетки.
— Но это же бесчестно! — воскликнул Аванти. — Они все дали слово!
Крафт пожал плечами и ответил:
— Соблазн сильнее всяких обещаний и клятв. Аванти встряхнул бутылку; в ней еще болталось на донышке.
— Александр! Постарайся собрать их всех сюда. Хотя бы тебе пришлось притащить их на руках. Зови всех на «откупорку».
— Что ты собираешься делать, Аванти?
— Разве ты не слышишь? Откупорку!
Крафт вышел. Аванти проверил запасы кианти в кают-компании. Все бутылки, бывшие не под замком, оказались пустыми, но запертый запас, ключ or которого хранился у самого Аванти, остался нетронутым. Теперь надо было постараться выудить всю контрабанду, какая имелась на руках.
Обещанная «откупорка» привлекла в Солнечную камеру всю команду. Крафт приволок тяжелого топорного американца. Эрколэ Сабенэ пробуксировал маленького японца, который цеплялся за него, как лунатик. В общем, трудно было отличить пьяных от трезвых. Совсем охмелевший русский, Новиков, держался на вытяжку, как на параде, тогда как турок Кемаль-бей, никогда в рот не бравший даже разбавленного кианти, едва держался на ногах.
Аванти обвел взглядом все эти серые или бледные, как у привидений, лица и заговорил жестким, твердым тоном:
— Друзья и товарищи! Страсти опрокидывают все законы, а дьявол алкоголя сидит глубже языка, который дает клятвы. Вы нарушили обет, данный вами не мне, а самим себе. И я не собираюсь судить вас. Дадим лучше праздник в честь солнца. Вы правы: если уж нам суждена смерть, то пусть она постигнет нас при свете солнца. Но прежде, чем откупорить окна, вы должны принести все, что у вас еще осталось спиртного, этого «солнца», согревающего вашу кровь. Не утаивайте ничего. Обещайте все принести сюда. Все бутылки на стол для нашей вакханалии в честь Солнца!
Даже совсем или наполовину охмелевшие мозги прояснились. Некоторые тут же на месте повытащили своих возлюбленных утешительниц; другие пошли за спрятанными сокровищами. Перспектива общей попойки подняла настроение, Трезвые помогали искать и носить. Всех окрыляло обещание впустить солнце. Аванти словно вдохнул в них свое мужество.
С тайным содроганием смотрел он на все растущую на столе батарею больших и малых бутылок. Все были без этикеток, все взяты с собой тайком.
Батарея была выставлена. Все с напряжением ждали дальнейшего.
— Откупоривайте! — скомандовал Аванти. — Пробки вон!
Руки заработали. Хлопанье пробок смешалось с трескотней бомбардировки извне. Из горлышек многочисленных бутылок поднимались винные пары и опьяняющими волнами разносились по комнате. Даже наиболее отупевшие раздували ноздри и раскрывали глаза.
Аванти действовал с уверенностью, почти гипнотизировавшей всех.
— Каждый бери свою бутылку! — скомандовал он, схватив сам одну.
— Мы откупорили и теперь сделаем пунш из наших клятвопреступлений.