Небесный лабиринт. Искушение
Шрифт:
— Или привести Шона Уолша в художественную мастерскую, задрапировать тряпкой его важнейшие части и преподать им урок жизни.
Они смеялись так, что водитель Майки попросил не отвлекать его.
— Вы напоминаете героев комиксов Матта и Джеффа. Знаете, о ком я говорю? — крикнул им он.
Они знали. Отличительной чертой Майки являлась тактичность: Матт был верзилой, а Джефф — коротышкой.
Разговор происходил на кухне.
— Я не могу ей отказать, — сказала мать Фрэнсис Еве.
— Можете,
— Ева, что за выражения!
— Честное слово, вы можете всё. И всегда могли. Если у вас было такое желание. Всегда.
— Не знаю, с чего ты это взяла.
— С того, что жила здесь и наблюдала за вами. Вы можете сказать матери Клер, что община не хочет ее принять потому же, почему собственная дублинская община хочет избавиться от нее на Рождество.
— Так говорить немилосердно, а поступать тем более.
— Кто сказал, что мы должны всегда поступать милосердно?
— Кажется, мы здесь неправильно тебя воспитали. На самом деле милосердие является одной из частей жизни религиозной общины.
Обе рассмеялись.
— Мать, я не могу находиться с ней под одной крышей.
— Это вовсе не обязательно. Находиться с ней под одной крышей придется нам.
— Что вы хотите этим сказать?
— У тебя есть собственный дом. При желании ты можешь воспользоваться им.
— Еще одна ваша интрига!
— Если ты думаешь, что я с помощью интриг организовала приезд матери Клер только для того, чтобы отправить тебя в этот коттедж, значит, ты действительно ничего не понимаешь.
— Да, пожалуй, это уже чересчур, — согласилась Ева.
— Тогда действуй.
— Нет.
— Почему? Назови хоть одну причину.
— Мне не нужна их благотворительность. Я не буду жить в их проклятом уютном домике как старый конюх, который надорвал спину, ухаживая за хозяйскими лошадьми, и теперь готов из благодарности до конца жизни рвать на себе остатки волос.
— Это совсем не так.
— Так, мать Фрэнсис, именно так. Мою мать выгнали из Большого Дома, сочли недостойной переступать его порог и велели не возвращаться. Но не хотели, чтобы она умерла под забором, и отдали ей коттедж, в котором никто не хотел жить, потому что он стоял на отшибе, а самое страшное — находился рядом с католическим монастырем.
— Ева, этот домик нравился твоим родителям. Именно там они и хотели жить.
— Зато я не хочу.
— И даже посмотреть? Я положила на него столько трудов. Надеялась, что ты будешь довольна.
Лицо матери Фрэнсис было усталым и обиженным.
— Простите.
— Я была уверена, что тебе будет приятно иметь убежище. Но, кажется, ошиблась.
— Ладно, мать, я посмотрю на него. Только для того, чтобы доставить вам удовольствие. Но не им.
— Тогда мы сходим туда завтра утром. Проснемся и пойдем вместе.
— А моя комната?..
— Останется за тобой до самой смерти.
— Что скажешь? — Бенни с тревогой смотрела на Клодах.
— Роскошная
— Ты видела, как одеваются люди, которые идут на бал. Это годится?
— Когда мы выйдем отсюда, народ попадает.
Бенни с сомнением посмотрела на наряд самой Клодах, состоявший из просторной белой накидки поверх темно-розового джемпера и коротенькой розовой юбочки, едва прикрывавшей бедра. Это было бы чересчур даже для Дублина, не говоря о Нокглене.
— Сделаем вырез вот… вот досюда.
Бенни стояла в одной комбинации. Ева сидела на батарее, курила и делала замечания.
Клодах указала место на куске черного бархата. Декольте должно было получиться чрезвычайно смелое.
— Докуда? — вскрикнула Бенни. Клодах повторила жест. — Я так и думала. Да я вывалюсь из него!
— Ты наденешь белье, которое этому помешает.
— Ага! Лифчик из легированной стали!
— А еще мы приподнимем тебе зад. — Клодах ущипнула ее, и Бенни вскрикнула.
— Я сто лет так не смеялась, — сказала Ева.
— Скажи ей, Ева. Скажи ей, что за это платит моя мать. Она не позволит, чтобы я выглядела как вавилонская блудница.
— Речь идет о бале или о торжественном приеме по случаю твоей канонизации? — осведомилась Клодах.
— Клодах, ты сошла с ума. Я не могу. Даже если бы у меня хватило смелости.
— Ладно. Мы сделаем тебе скромную манишку.
— Что?
— Мы скроим эту вещь как нужно и наденем ее на тебя. Потом я подсуну под нее кусок льна или что-нибудь в этом роде, приделаю пару завязок, и мы скажем твоей матери, что именно так ты и будешь ее носить. А как только ты окажешься за околицей Нокглена, снимешь, и дело в шляпе!
Клодах суетилась, прикладывала к Бенни кусок ткани и подкалывала его.
— Бенни, расправь плечи, — приказывала она. — Выпяти грудь.
— Иисус, Мария и Иосиф, я выгляжу как нос корабля, — с тревогой сказала Бенни.
— Знаю. Это прекрасно.
— Парни обожают носы корабля, — сказала Ева. — И всегда говорят это.
— Замолчи, Ева Мэлоун. Я воткну в тебя ножницы.
— Не воткнешь. Это мой самый ценный инструмент. Ну, что скажешь? — Клодах была довольна собой.
Хотя вещь была готова только наполовину, девушки поняли замысел Клодах. Он был великолепен.
— Мудрая Женщина на моем месте не позволила бы матери присутствовать при примерке, — решила умная Бенни.
— Они слетятся на тебя как мухи на мед, — весело сказала Клодах, вынимая булавки.
— Это будет просто фантастика, — ответила Бенни, радостно улыбаясь своему отражению в зеркале.
Глава десятая
— Очень хорошо, что сегодня ты работаешь допоздна, — сказала Нэн матери. Они сидели за столом на кухне и пили вторую чашку кофе. Бал должен был проходить именно в том отеле, где работала Эмили. Нэн хотела представить матери своих подруг и продемонстрировать их наряды и украшения.