Небо и горы

Инош Алана

Она просто глупым образом ела купленное в киоске мороженое и размазывала по лицу слёзы, когда Наталья Михайловна снова позвонила.

– Надя, Светочке сейчас поставят укол, и она уснёт до завтрашнего утра. Но она тебя зовёт, волнуется. Может, успокоится, если хотя бы голос твой по телефону услышит... Если я сейчас на минутку дам ей трубку, ты с ней поговоришь? Только осторожно, она очень слабенькая...

– Да, – вырвался единственно верный ответ – вопреки всем Викам и иже с ними. Плевать на них.

Пауза, шорох. Сердце

билось в капкане рёбер, и Надя не знала, когда начинать говорить. Начала наугад:

– Светлячок... Ты меня слышишь, маленький?

В трубке раздался хрип.

– Ангел...

Нельзя было точно сказать, кому принадлежал этот голос – земному существу или уже пассажиру райского рейса. Он слышался сквозь рёв огня – сквозь мучительный скрип горящих и падающих деревьев. «Не плакать, не плакать», – мысленно кричала себе Надя, хватая себя за шкирку и встряхивая. Нельзя! Нельзя расклеиваться, только не сейчас...

– Да, Светлячок... Это я. Ты прости меня, мой родной. Я обещала быть твоим ангелом, но не выполнила обещание...

А в динамике прошуршало слабо и ласково:

– Не плачь, ангел... Ты всё сделала, как надо... Ты умничка...

– Живи, Светлячок, только живи, – рыдали листки увядшего календаря. – Прошу тебя...

– Я выживу... Выкарабкаюсь. Только если ты хочешь. Если тебе это нужно...

– Живи, Светлячок... Это приказ.

– Принято к исполнению... Не плачь, мой ангел...

Во дворе остановилась машина. Из-за слёз Надя не видела, кто из неё выскочил, но услышала голос Полины:

– Надюш, что случилось? Ты чего тут?..

Надя подняла мокрое лицо и улыбнулась:

– Отвези меня в больницу, пожалуйста.

*

Светлана выдержала операцию. Домой её выписали зимой, после почти пяти месяцев на больничной койке.

Увидев Вику во второй раз в больничном коридоре, Надя процедила сквозь зубы:

– Пошла вон. И чтоб я тебя тут больше не видела.

Они стояли друг напротив друга, как в дешёвом вестерне: Надя – со стиснутыми челюстями и яростно сверкающими глазами, а Вика – оробевшая, струсившая, но в «боевой раскраске» на лице. Пальцы Нади дрогнули – не хватало только кобуры у бедра и кольта, чтоб по-ковбойски всадить в брюнетку пулю. Впрочем, морально она её уже уничтожила – расстреляла, сняла скальп и похоронила. Правда, Вика напоследок дёрнулась было, но Надя всем своим отчаянным видом показывала, что способна на всё и вообще на всю голову отмороженная. Слово она подкрепляла делом, выставив Вику на крыльцо ощутимым пинком под красивый зад.

– Вон пошла, сучка!..

Та скатилась по ступенькам кубарем, но, к счастью, ничего себе не повредила, если не считать лёгких ушибов. Беспомощный мат, вырвавшийся у несостоявшейся соперницы, Надя великодушно ей простила. Так Светлана Вику и не увидела в числе своих посетителей.

Первая половина октября выдалась на удивление погожей. Казалось,

что август вдруг решил продлить свою власть на земле, и мягкое бабье лето радовало теплом и солнечными деньками. Бабушка заготавливала антоновские яблоки – гнала сок и варила повидло. Самые спелые плоды светились прозрачно, переполненные кисловато-сладким соком, душистые и медово-жёлтые. Надя принесла Светлане целый пакет этих яблок, сама чистила и клала ей в рот кусочки.

– Поправляйся, Светик.

Светлана похудела, её лицо осунулось, круглые «хомячьи» щёчки с ямочками стали впалыми. На голове топорщилась едва заметная щетина: она сама просила брить её машинкой – из соображений практичности. Огромные, толстые шрамы проступали сквозь эту маленькую поросль, часть раздробленной черепной коробки заменяла пластина, спрятанная под кожей.

– Прости меня, Светлячок... – Всхлип вырвался против воли, и Надя зажала себе рот.

– Ты о чём, родная?

Надя гладила пальцами эти впалые щёчки, приминала щетину на искалеченном черепе.

– Не уберегла тебя...

– Не плачь, ангел, – улыбнулась Светлана, касаясь губами и дыханием её щеки. – Ты умница. Если б не ты, у меня уже давно была бы оградка и памятник.

Сочное антоновское яблоко охотно подтверждало её слова. Они разделили на двоих один ломтик, который Надя подала Светлане губами, и та его приняла, в блаженстве прикрыв глаза.

– Люблю тебя, мой хранитель...

*

– Старая я уж стала грядки копать. Не могу больше. Мужик в хозяйстве нужен, Надька. В общем, если не выйдешь замуж – продам дачу, так и знай. Ничего тебе не достанется.

Всю весну Надя помогала бабушке с рассадой – и вот она, благодарность. Помидоры, перцы, огурцы – всё было в полном порядке, а бабушка бунтовала и требовала правнуков.

– Бабуль, я уже за Светой «замужем», – сказала Надя. – И это не обсуждается.

– Ну, значит, последний год ягодки на даче кушаешь, – не менее упрямо ответила бабушка.

– Бабуль, ну, правнуки – сейчас не проблема, – попыталась помириться Надя. – Для этого даже замуж выходить не обязательно. Можно лечь в больницу и...

– Тьфу, – брезгливо плюнула бабушка. – До чего прогресс, будь он неладен, дошёл! Женщин уже, как коров на ферме, оплодотворяют. Тьфу, гадость какая!

Вот если б у Нади был мужик, он и грядки бы вскопал – так она рассуждала. Слушая всё это, Светлана мрачнела, а потом взяла лопату и принялась копать грядку под кабачки. Медленно, с передышками, но упорно и неотступно.

– Светик, не надо, побереги себя, – уговаривала Надя, чуть не плача.

– Ничего, зайка, всё нормально. – Воткнув лопату в землю, Светлана отдыхала, и весеннее солнце золотило аккуратный ёжик на её голове. – Будут у бабули и кабачки, и тыква. И варенье. Всё, как всегда. Уж грядки-то для своей женщины я вскопать смогу, пусть не беспокоится.