Небо и земля
Шрифт:
— Видишь? Настоящий дождик!
— Ой! — вскрикнула Тайбеле, когда вода потекла по телу. — Ой-ой!
— Стой, двигаться нельзя! А то не вырастешь!.. Да это что, это маленький дождик, сейчас я сделаю больше…
Он все набирал и набирал воду из кадки и кувшинами выливал на Тайбеле.
Тайбеле уже насквозь промокла. Красное в белую горошину платьице облепило ее худенькое тело, намокшие косички обвисли, с них струилась вода, словно девочка и вправду была под дождем.
— Я уже немножко выросла? — спросила она, пытаясь вытащить мокрую ножку
— Погоди, вот я еще полью, — и Курт опрокинул на нее полный кувшин.
Тут старуха, выглянув случайно в окно, подняла отчаянный крик. Перепуганные дети разбежались во все стороны. Одна Тайбеле продолжала стоять, увязнув в мокрой земле. Бабушка схватила ее за руку и увела в дом.
— Сил моих больше нет, — причитала старуха. — Говорила тебе, у него в Блюментале есть тетя. Почему ты его не отвезешь к тетке? Чего вы от меня хотите? Дайте мне спокойно умереть…
— Случится попутная подвода, тогда и отвезу, — ответила Зелда. Она переодела Тайбеле в чистое платье и отпустила играть во двор.
— До каких пор ты будешь ждать этой подводы?
Пока меня на кладбище не отнесут? Да что я говорю… Кто обо мне беспокоится? Никому и дела нет…
— Да отвезу я. Ведь до Блюменталя не меньше тридцати верст… Потерпите еще два-три дня. Будет подвода, так отвезу его, — успокаивала старуху Зелда.
Но та не унималась. Ходила за невесткой по пятам и не переставая ворчала:
— Так ведь сколько дней, как я узнала, слава тебе господи, что у него есть тетка. Отвезите его к ней! Отвезите вы этого немчуру, сколько можно держать нахлебника, который жрет за троих! Вот сегодня полную миску картошки слопал… А ты на него работай, копай, сажай… Я себе куска лишнего не позволяю, а он…
Старухино брюзжание раздражало Зелду, она еле сдерживалась. Подумаешь, ну съел мальчик несколько картошин, а у нее сразу: «полная миска» да «себе лишнего куска не позволяю». А почему не позволить? Нету, что ли? Или не дают ей? Надо же такое придумать…
Зелда почувствовала, что вот-вот сорвется и наговорит лишнего. Но, как всегда в таких случаях, только крепко закусила губу.
Шефтл приехал в самую жару.
Зелда, увидев в кухонное окно, как он заворачивает ко двору, обрадовалась, словно в первые дни после свадьбы. Она быстро вытерла передником руки и выбежала навстречу.
Шефтл молча вошел в дом. Лицо у него было усталое, красное, воспаленное, все в пыли, губы пересохли и потрескались.
— Сразу подать на стол или сперва отдохнешь? — спросила Зелда, протягивая мужу кувшин с водой.
— А? — отозвался он рассеянно.
Шефтл был не в духе. Час назад, проезжая мимо тока, он сказал Лее-Двосе, чтобы поставила грабли на место, а не бросала их где попало. А та в ответ;
— Ишь ты, он меня еще учит, куда грабли класть… Куда хочу, туда и кладу! Мой муж на войне кровью исходит, а он тут в начальниках, бабами командует…. Отправляйся на фронт, там и командуй!
Слова глупой бабы больно ранили Шефтла, как острые камни. И ему в эту минуту казалось, что не только
Но Зелда не заметила его угрюмого вида. Она вышла во двор и увидела в подсолнухах детей.
— Папа приехал! — весело крикнула она.
Эстерка и Тайбеле, запыхавшись, тотчас вбежали в дом и повисли у отца на шее.
Все эти дни, пока тянулась семейная ссора, Шефтл не видел детей и сильно по ним соскучился. А теперь, после истории на току, ему особенно хотелось побыть с ними. Он устало опустился на стул и, пошире расставив ноги, усадил обеих девочек на колени.
— Папа, — обняла его Тайбеле, — знаешь, папа, а мама сказала, что, когда ты приедешь, мы будем обедать все вместе!
— Ладно, ладно, — сказал Шефтл. — Ну, а где Шмуэлке?
— Сейчас придет.
— А Курт где?
Тайбеле быстро переглянулась с Эстеркой.
— А ты знаешь, папа, что сегодня мама сварила, — громко затараторила она, — зеленый борщ, и морковник, и вареники с вишнями…
— И мы все тебя ждали, — прижалась к отцу Эстерка.
Зелда, запыхавшаяся и сияющая, словно сегодняшний день был самым счастливым в ее жизни, торопливо накрывала на стол.
— Ну, иди, Шефтл… идите, ребята, садитесь, — позвала она, вытирая скамейку передником.
Шефтл встал.
— А мама? — спросил он. — Она уже обедала?
— Конечно! Пообедала и отдыхает.
— Где же Шмуэлке?
— Пойду позову его.
— Позови заодно и Курта.
— Знаешь, Шефтл, — смущенно сказала Зелда. — Я думаю на днях отвезти его в Блюменталь, к тетке. У него ведь есть тетка… Мама, пожалуй, права….
— Опять что-нибудь случилось?
— Нет, почему… ничего не случилось, — еще больше смутилась Зелда, жалея, что затеяла этот разговор, и начала подавать обед.
Шефтл чувствовал, что жена чего-то недоговаривает, но допытываться не стал и хмуро уселся за стол между Тайбеле и Эстеркой. Ему было тяжело. Слова той бабы засели в нем, как заноза. Даже есть ему не хотелось. Однако, чтобы не огорчать Зелду, он придвинул к себе тарелку с холодным борщом и, не дожидаясь Шмуэлке и Курта, взялся за ложку. Надо было поторапливаться, домой он заехал всего на час, пока колхозники отдыхали после обеда в степи.
Пообедали. Шефтл встал из-за стола. И тут увидел на пороге Шмуэлке. Мальчик был весь в синяках. Нос распух, вздутые губы кровоточили. Новая рубашка, которую Зелда сегодня на него надела, разорвана сверху донизу.
— Ой! — вскрикнула Зелда. — Что с тобой, сыночек? Что случилось? — Она схватила полотенце и, смочив в ведре, подбежала к Шмуэлке.
— Постой, — легонько отстранил ее Шефтл, подходя к мальчику. — Это кто же тебя так разукрасил? — спросил он угрюмо.
Шмуэлке опустил голову.
— Говори, с кем дрался, ну!
Мальчик молча шмыгал распухшим носом.
— Я кого спрашиваю? Ты где был? С кем дрался? Отвечай! — вскипел Шефтл и отвесил сыну пощечину.
Зелда всплеснула руками: