Небо моей молодости
Шрифт:
Понятно, истребители гордились таким доверием и старались высоко держать свою марку.
Как-то я заметил пилота с синяком под глазом. Спрашиваю:
– Где это вы споткнулись?
Летчик бойко отрапортовал, что так-де и было:
– Вчера, товарищ командир дивизии, после вылета вылезал из кабины, поскользнулся и упал.
– Вчера ваша эскадрилья не летала, - уточнил я.
Потерпевший растерялся, долго молчал, но пришлось сознаться:
– Простите, товарищ командир. Это меня воспитывал мой ведущий...
Оказалось все просто. Накануне в одном из воздушных боев, вместо того чтобы атаковать
Узнав об этом происшествии, мой заместитель по политчасти подполковник Вьюгин схватился за голову: "Подумать только! В дивизии мордобой!" Пришлось успокаивать:
– Так уж и мордобой. Не коллективный же. Ну поговорили между собой мужики - пришли к правильному выводу.
Однако для того чтобы Вьюгин окончательно успокоился, того младшего лейтенанта пришлось перевести в другое звено. В дальнейшем молодой летчик действовал в боях по старому принципу: один за всех, все за одного.
Словно разлаженная механическая система, рассыпаясь, разваливаясь на ходу, фашистская армия переползала Южный Буг в надежде перевести дух на противоположном берегу. Передовые части 3-го Украинского фронта под ночным покровом одновременно с противником форсировали реку и укрепились севернее железнодорожной Станции Воскресенск. Эта большая районная станция с многими запасными путями была забита десятками эшелонов, которые немецкое командование пыталось растащить в разные стороны от ударов с воздуха. Но все их попытки оказались бесполезными. Наши бомбардировщики и штурмовики работали, словно хорошо отлаженный конвейер. И мы, истребители, им помогали.
В одном из боевых вылетов лейтенант Гура, возглавляя четверку "яков", заметил, что какому-то эшелону удалось выйти с запасного пути на открытую магистраль. Этот эшелон вырвался из огня и, набирая скорость, уходил из опасной зоны. Лейтенант Гура с первой атаки вывел из строя паровоз. Эшелон остановился. Тогда наши летчики перестроились в "цепочку" и с бреющего полета, один за другим, прострочили пулеметными очередями весь эшелон. Начали рваться боеприпасы, поднялась паника - задание было выполнено.
Лейтенант Гура привел своих ведомых на свой аэродром, но, приземляясь на подбитом самолете, лишился глаза. Через две недели летчик вернулся из полевого госпиталя с черной повязкой на лице - ни о каких тыловых частях и слушать не хотел.
Не менее важными целями в те дни были переправы противника через Южный Буг. Мне не раз доводилось видеть, как наши штурмовики обрабатывали переправу в районе Новой Одессы. Бомбы порой сбрасывали с вы-, соты не более тридцати метров, и случалось, что штурмовики возвращались на базы с пробоинами от осколков собственных бомб.. Можно представить, как точно ложились те бомбы по переправам противника!
Мы старались не отставать от своих товарищей по оружию. Полки дивизии первыми заняли одесский аэродромный узел. На свой риск сначала мы решили произвести посадку на одесском аэродроме тремя самолетами.
Это удалось. А затем с помощью минеров осмотрели весь аэродром. На нем стояли два транспортных немецких самолета и один грузоподъемный планер. Фашисты не успели перебросить их на свои запасные базы и даже уничтожить.
На аэродроме
В этом городе я никогда не был, но слышал об Одессе немало. И вот в поисках горисполкома мы с Колошиным едем по улицам города. Впечатление очень тяжелое. Немцы уничтожили все памятники старины, сожгли парки, скверы. Жители города прятались в катакомбах.
С большим трудом отыскали помещение на улице Льва Толстого, где временно расположился горисполком. Председатель его товарищ Б. П. Довиденко встретил нас радостно. Когда же Довиденко узнал, по какому вопросу мы приехали, он заверил нас, что это будет первая работа, за которую возьмутся жители города. Председатель горисполкома рассказал, в каком состоянии находится город, два с половиной года бывший в оккупации. Отступая, немцы готовились взорвать дамбу Куяльницкого лимана, чтобы затопить Одессу, но партизаны спасли город. Сильно разрушены были многие дома, гранитный парапет, порт. Проезжая по завалам улиц, людей мы почти не видели, и вдруг на рассвете утром у аэродрома появились сотни жителей города. Как мы были благодарны одесситам! Женщины, старики, дети - все трудились в меру своих сил, помогли нам восстановить аэродром, и дивизия приступила к боевой работе.
В первых числах мая генерал Судец сообщил, что нас посетит высокий гость бывший министр авиации Франции, представитель французского движения Сопротивления господин Пьер Кот. Признаться, нас это несколько удивило. Тогда генерал Судец объяснил, что Пьер Кот просил командование 3-го Украинского фронта ознакомить его с боевой деятельностью какого-либо авиационного соединения. Вот ему и предложили побывать в нашей дивизии.
К встрече гостя готовились как подобает. Техники надраили самолеты, и те сверкали, будто заново отполированные, летчики привели свой внешний вид в приличное состояние. Ну, понятно, стол сервировали со вкусом: было хорошее крымское вино, даже бутылка шампанского, лежавшая в ведерке со льдом. Словом, все с душой, по-русски.
И вот первый день визита. Пьер Кот знакомится с самолетами, живо интересуется вооружением машин, подолгу беседует с летчиками, возвращающимися после боевых заданий. На следующий день гость приехал рано утром. Именно тогда состоялись полеты с целью ознакомить молодых летчиков 897-го авиаполка с районом боевых действий. "Старики" надежно прикрывали в воздухе своих питомцев, да так, что при встрече с четырьмя Ме-109 опытные бойцы В. Меренков и Р. Сидоренко сбили два "мессера", а спустя время командир звена Д. Барченков с молодым пилотом В. Колягиным срезали еще один вражеский самолет.
Все эти наши боевые дела, полеты происходили в присутствии Пьера Кота. Мы ничего не скрывали от него. Но было похоже, что гость чуточку сомневался в том, что ему пришлось видеть, полагая, будто командование фронта направило его в какую-то особую дивизию, укомплектованную одними асами. И неспроста к концу второго дня Кот обратился ко мне с просьбой показать ему, как летает кто-либо из молодых пилотов.
– Дело в том, - пришлось объяснить мне французскому гостю, - что у летчиков нашей дивизии, за исключением руководящего состава, средний возраст не более двадцати трех лет.