Небо над Дарджилингом
Шрифт:
– Кали – черная богиня, – услышала Хелена голос Мохана.
– Та, что дала название этому судну, – шепотом продолжила Хелена. – Богиня смерти и разрушения.
– Для многих – еще и мести, – добавил индус. – Она воюет на стороне Шивы и украшает себя черепами его врагов. Но она же – богиня возрождения, потому что побеждает демонов и возвращает в круг жизни совращенных ими людей.
Хелена повернулась к Мохану.
– Но разве месть не бунт против кармы? – спросила она.
– Нет, если карма состоит в мести, – отвечал Мохан. – Ведь только таким образом и может быть восстановлена дхарма. В «Бхагаватгите» – «Песне благословенного», важнейшем из наших священных текстов, принц Арджуна сомневается накануне великой
Мохан подошел к Хелене и, тронув ее за руку, показал в противоположный угол комнаты, где, скрытая в тени, но окруженная горящими свечами, стояла другая статуя, танцующего четырехрукого мужчины.
– Это Шива, супруг Кали – мужское начало мира, – пояснил он. – А Кали – черная сторона Шакти, женского начала. Шива означает «добрый», «милосердный», но, помимо прочего, это бог разрушения и освобождения. Он часто изображается в танце, топчущим ногами творение.
Хелена посмотрела на Мохана с недоумением.
– Какой же он после этого милосердный?
– Разрушая старое, он дает возможность появиться новому, и оно возникает силой создателя Брахмы. Шива – бог противоположностей, одновременно олицетворяющий аскетизм и плодородие, однако благодаря его противоречивости вращается колесо жизни. Без него – вечный покой, смерть.
– И вы поклоняетесь этому богу?
Хелену почему-то неприятно удивил ответ Мохана.
– Нет, – покачал головой индус. – Мой ишта, то есть мое божество – Вишну, так мне предписывает карма. Вишну – хранитель и защитник дхармы. Каждый раз, когда мировой порядок нарушается, он приходит на помощь. Тогда он принимает человеческое обличье, чтобы вывести людей на новую дорогу. Восьмой раз он воплощался в Кришну – героя многих легенд и сказаний. И в одной из них Кришна носит имя Мохан. – Тут он многозначительно рассмеялся. – Так замыкается круг: в честь него я был назван и ему должен посвятить жизнь.
– Хотела бы я знать, в чем моя карма, – пробормотала Хелена, словно не расслышав последних слов Мохана.
– Ваша карма в том, что вы здесь, – ответил он. – Это было неизбежно, и в этом есть смысл.
– Но какой? – вырвалось у Хелены, которая снова почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. – Мне все это кажется бессмысленным.
Мохан посмотрел на нее с сочувствием.
– Вы боролись, как львица, и все оказалось напрасно, – ответил он. – Но я знаю, у вас есть причины находиться здесь. Нет ни единой жизни, ни единого существования, лишенного смысла. И кто это понимает, не тратит понапрасну слез. Поэтому мудрец не ведает скорби, как сказано в наших священных текстах.
– Но неужели вы никогда не восставали?
Мохан Тайид тихо, по-доброму рассмеялся.
– О да, еще как! Но что проку? Карма есть карма, и противостояние ей означает лишь страдания, в этой жизни и в последующих.
Хелена боролась с собой. Ей не хотелось сдаваться так просто, ее самолюбие было уязвлено. И в то же время она чувствовала свое поражение. Ведь, как ни старалась, она ничего не смогла изменить. И теперь, будучи замужем за чужим ей человеком, которого она плохо знала, направлялась в неведомую страну, которая должна была стать ее вторым домом, быть может, на всю оставшуюся жизнь.
Словно угадав ее мысли, Мохан нежно взял Хелену за руку.
– Но вы не одна. Я всегда с вами, что бы ни случилось.
Хелена проглотила слезы и повернулась к Мохану. Увидев, каким участием светятся его глаза, она как будто успокоилась и наконец кивнула.
От Мохана Тайида Хелена научилась не только изъясняться на хиндустани [3] . Он познакомил ее с многочисленными божествами индийского пантеона,
3
Хиндустани – один из самых распространенных языков Северной Индии, служащий для межэтнического общения.
Порой вечерами Хелена и Джейсон с разинутыми ртами внимали рассказам Мохана о Раме и его прекрасной супруге, о Раване, князе демонов, похитившем Ситу, и освободившей ее божественной обезьяне Ханумане. О победе древнего героя Индры над великаном Вритрой, который хотел ввергнуть мир в пучину хаоса и беззакония; о хитрости божественного слона Ганеши, который, будучи тучным и малоподвижным, вступил в состязание со своим проворным братом Скандой – кто быстрее обежит вокруг всего мира. И пока братец погонял ездового павлина, Ганеша покружил вокруг своих родителей Шивы и Парвати и объявил себя победителем. И не без оснований: ведь Шива и Парвати и есть вся вселенная.
Потом Мохан поведал истории о самих Шиве и Парвати, о Кришне и воине Арджуне. Хелене, которую мало наставляли в христианской вере, эти истории казались хорошо знакомыми. Еще бы, ведь они напоминали ей греческие мифы, которые когда-то теплыми летними вечерами, под неумолчный стрекот цикад, в домике с пропахшими тимьяном и олеандром стенами рассказывал отец. Поэтому истории Мохана действовали на Хелену успокаивающе.
Хотя стояла середина декабря, ночи были на удивление теплыми. Мохан Тайид и Хелена сидели в дальнем углу палубы, где не чувствовался резкий встречный ветер. «Калика» бесшумно рассекала черную, как чернила, воду. Лишь шелест пены за кормой выдавал, как стремительно неслась она к своей цели. Над палубой раскачивались тусклые стеклянные фонари, а за бортом расстилалась безбрежная ночь, и до звезд на черном небе, казалось, было рукой подать.
Хелена сделала глоток. От напитка исходил сладковатый, с ноткой спелых фруктов аромат, подчеркнутый апельсиновой долькой на дне тонкой фарфоровой чашки. В тусклом свете фонарей все вокруг казалось подернутым серебристо-золотой дымкой, однако Хелена знала, что цвет чая – медный, а не мутно-коричневый, как у жидкости, которую они пили в Корнуолле.
– Вам нравится?
Хелена кивнула:
– Восхитительно.
– Это чай второго урожая, – пояснил Мохан. – Его собирают между июнем и августом – время жаркого солнца и летних муссонов. – Он посмотрел на Хелену и добавил: – Этот сорт из Шикхары.
«Шикхара», – повторила про себя Хелена. Что-то загадочное слышалось не то в самом этом слове, не то в том, как Мохан его произносил.
– Плантация господина Невилла к северо-востоку от Дарджилинга, – пояснил индус.
– Что означает шикхара? – спросила Хелена.
Она знала, что в хиндустани, как и в санскрите – древнейшем языке священных индуистских текстов, слова часто имеют глубинный, внутренний смысл и несут в себе скрытую символику.
– Трудно перевести однозначно, – ответил Мохан и задумался. – На хиндустани шикар означает охота, шикари – охотник. В Гималаях встречаются храмы, по форме напоминающие горные вершины, их называют шикхара – охотничьи храмы. То есть шикхар – это и охота, и горы, и архитектурный стиль.