Небо над полем
Шрифт:
— Не думайте, что я это делаю в бессилии.
— Как прикажешь понимать? — искренне удивился Доронин. Он не ожидал такой решительности, последовательности от всегда мягкого и, казалось, во всем покладистого Сосноры.
— Это — не последняя наша встреча.
Андрей без усилий говорил тихо и обдуманно. Как со всеми, как в любой обстановке.
— Ты — наивный парень, Соснора. Я могу…
Вот на этот раз Андрей оборвал Доронина:
— Я тоже кое-что могу.
Двери за собой он не прикрыл. Вслед ему не понесся поток брани, но в гулком коридоре заметался призывный крик:
— Вернись!
Нет, навстречу этому
Много лет спустя, когда Андрей уже познал, что такое тренерский груз, я поинтересовался его мнением о Доронине — как бы там ни было, а именно этот тренер более других способствовал восхождению Сосноры на футбольную вершину. Андрей не сразу приступил к прямому ответу. Сначала он поговорил о первом своем тренере, потом о разных людях, стоявших во главе сборной. И лишь в конце, словно все сказанное должно было означать неизбежное и необходимое вступление, он поразил меня точностью и безжалостностью своей оценки: «Футбол для него — средство для достижения цели, которая не связана с целями и интересами других людей. Как бы сильно ни играла его команда, она всегда играла только на результат. Если и бывали у нее полет, вдохновение, то помимо его воли. И мы играли так все реже, пока совсем не перестали думать о такой игре. То, что вам казалось в нем сухостью характера, было просто внешним выражением его неспособности творить. Заурядный погоняла — вот и все. А мы… мы играть могли, как боги. Он об этом прекрасно знал и организовывал наши победы. Но не игру».
По утру грозовая туча вроде бы обошла город стороной, но к полудню гроза ринулась на город, ослепляя его молниями, сотрясая громом и заливая водой.
В такой день Андрей покидал город, команде которого отдал молодость.
Он уже давно узнал, что большой футбол приносит не одно лишь удовлетворение от яркой игры, от громких или тихих побед, не одну лишь шумную славу и интересные поездки, но и тяжкую, порой устрашающую усталость, которая с годами словно накапливается. Обычно в конце сезона все измотаны, утомлены и физически, и морально, к весне большинство игроков словно молодеют, однако Андрей и по весне в последние годы выглядел усталым.
На тротуаре под моросящим дождем стояла Лариса. Завидев приближающуюся машину, она сбежала на мостовую.
Он проворно выскочил из машины, открыл заднюю дверцу, но, сообразив, что мог и ошибиться, спросил:
— Далеко?
— Проводить тебя.
День уже не был пасмурным, хотя беспрестанно стучали по стеклам капли дождя. Мир сверкал и счастливо улыбался! Правда, тревожила мысль: эта встреча может оказаться последней, предстоящие события способны разрушить все. В том, что многое действительно изменится, Андрей не сомневался, но поддерживала его надежда: нее закончится тем, что он построит свою новую жизнь.
Между тем он говорил, стараясь внешним спокойствием подавить волнение:
— Как видите, у команды все в порядке и без меня. Словно меня и не было. Одни пожимают плечами, другие правды не знают. Нет, никто не виноват. Значит, я сам ничего особенного не представляю, если никто не подал голоса.
— Ты себя недооцениваешь, — возразила, откидывая капюшон плаща, Лариса.
— Почему же? Да и что ценить себя, если потом обнаружишь, что думал о себе лучше, чем думали о тебе люди, чем есть на самом деле?
— Ты все о футболе.
— Но я жил только футболом, — попытался оправдать себя Андрей. — С детства. Другой жизни у меня не было. Все остальное проходило мимо или было случайным. Вот почему я не стоил вас. Вот почему не уважал бы себя, если бы тогда вмешался в вашу жизнь.
Лариса помолчала и неожиданно тихо промолвила:
— Из-за такого, как ты… разве ты еще этого не понял… можно сломать жизнь и все же быть счастливой…
После такого признания Андрей мог бы жить еще целую вечность в одиночестве, помня лишь это признание.
Рейс из-за грозы был отложен. Андрей устроился в одном из кресел верхнего холла аэропорта и пытался увлечься купленными в киоске журналами. Даже если бы рейс отложили на сутки, приютить его могла только гостиница — квартиру свою Андрей освободил, и сегодня в нее уже вселился другой футболист…
— Андрей, ты что здесь делаешь?
Вскинул голову — перед ним стоял Сергей Катков.
Это надо же было так растеряться — журналы посыпались на пол. А Катков с искренним удивлением продолжал:
— Ваши ведь сегодня играют в Ташкенте!
— Наши играют, а я команду ищу, — усмехнулся Андрей.
Катков спросил серьезно:
— И у тебя есть условия?
— Одно-единственное — чтобы было не хуже, чем на прежнем месте. Вот только предложений — не густо. Говорят даже, кто-то намеренно перекрывает дороги. Сережа! Я там уже и не числюсь — отзаявлен. Сегодня второй матч без меня. Нет, не сомневайся, они и сегодня выиграют.
— Но в газетах писали о травме. В отчете — о травме. Разве это не правда?
— Не так уж они и далеки от истины. Травмы бывают разные.
— Прости, это связано с тем, что я видел тогда в раздевалке?
— Да Сережа, да… Но я тогда тебе ничего не мог сказать. Понимаешь?
— Куда же ты держишь путь?
— Домой к родителям, час лету, и вот третий час жду.
Катков внимательно посмотрел на друга:
— Слушай, «Звезда» тебя устроит?
То была игра случая, что он встретил Сергея Каткова, и Андрей, оценив вдруг все, и не в последнюю очередь многократные предупреждения о том, что Доронин грозил не допустить его ни до одной ведущей команды, разве что до «Звезды», да и то потому только, что она может покинуть высшую лигу, обрадовался предложению Сергея. Однако его связывало обещание вернуться домой, в команду, где работал нашедший его в заводском спортклубе, поставивший на ноги старик Веретеев. В команду, из которой он ушел, чтобы в доронинской стать чемпионом.
— Ну, хорошо, ты — за меня. А ваш Савельев? Вспомни: его место в сборной занял я. Давно, правда, это было. Только он вроде не из тех, кто забывает.
— Для начала — поужинаем у меня?
— Но до твоего дома, если не ошибаюсь, два часа лету?
— Зато через полчаса объявят посадку.
Они были разными людьми. С разными судьбами. У одного удача будто впереди бежала, расчищая ему дорогу в большой мир гигантских стадионов. Сколько лет он был счастливым баловнем, не щадившим, правда, себя в труде, но и не замечавшим никого вокруг. Второй же жил для брата, и не удача пробила ему дорогу на бурлящие стадионы, а только беспощадный труд, ибо в отличие от Сосноры талант Каткова больше нуждался в труде.