Небо остается синим
Шрифт:
Дальше, дальше! В руке Лаци белая роза. Это садовник подарил ему. Когда? Не все ли равно!
Вчера, когда они уславливались о встрече, Или как-то странно поглядела на него. А может, это ему только показалось? Нет, в глазах ее вспыхнули необычные озорные огоньки. Но она ничего не сказала…
Им приходилось нелегко. У Или есть старуха тетка. От ее внимательного глаза ничего не ускользало. Старуха была недовольна: Или — греко-католичка, а Лаци — римо-католик. И к тому же еще совсем дети. Встречались тайком. А много ли им нужно? Встретятся
Домик Или приютился в узенькой улочке. Двум повозкам и то не разминуться. Все дома сбились в кучу, не то что на главных улицах, где они стоят гордые, высокие, с достоинством поглядывая на прохожих. Или с теткой живут в двух маленьких комнатках. Окна как в сказочных хижинах. Лаци видел такие на картинках в детских книжках.
Дзинь! Это летит в окно маленький камешек. Он тихонько звякает, едва коснувшись стекла.
А вдруг выглянет тетка? Лаци уже хотел было спрятаться, но поздно.
В окне появилась Или. Лаци увидел, как с лица ее сбежал испуг, сменившись сначала удивлением, а потом радостью.
— Как ты напугал меня! — проговорила девушка, слегка заикаясь от волнения. — Иди сюда!
В комнате царил беспорядок. Не зная, куда посадить гостя, Или рассказывала:
— Была такая тишина. Огромная тишина! Даже собственное дыхание слышно. И стук сердца… Вдруг в эту тишину ворвался твой камешек…
Лаци чувствует, как кресло под ним становится раскаленным. Ему тесно в комнате. Он не сводит глаз с маленьких, до смешного маленьких губ Или. Не может понять ни слова. Он слышит лишь музыку ее слов. И как это он решился явиться к ней в такую рань.
Но что это? На кровати — красные полотнища, на столе — вышитое знамя. И всюду флаги — большие, маленькие. Есть такие маленькие флажки, что на них смешно смотреть. А на кресле ворох красных гвоздик, искусно сделанных из материи. Такие гвоздики носили в петлицах рабочие-коммунисты, отправляясь на демонстрацию.
Только теперь он понял, что она тоже не спала в эту ночь.
— Девчата недавно ушли, — продолжала Или. — Попросили, чтобы комнату я сама прибрала… А эта Маришка такая смешная. Если бы ты слышал! Мы все катались со смеху!
И это все, что она хотела ему сказать? А где же тетка? Сейчас явится и укажет на дверь!
А Или говорит, говорит. Беспрерывно, бессвязно, перескакивая с одного предмета на другой, словно хочет убежать от чего-то. За окном разгорается летнее утро, оно врывается в комнату — симфония звуков и ароматов. Лаци встречается взглядом с Или, и она внезапно умолкает, неловко поворачивается и опрокидывает вазу с цветами. Вода льется на стол, на пол.
— Ой, прямо в мои туфли! В чем же я пойду на улицу? Помоги мне!
И снова умолкает.
Рвется куда-то, перехлестывает через край молодое счастье, раздвигая стены маленькой комнаты, заставленной старой мебелью. И нет ему ни преград, ни заслонов.
— Идем?
— Идем!
— Возьми
— Догоняй!
Они не таясь бежали по коридору. Сегодня Или ничуть не боялась тетки. Даже втайне желала (правда, сердце замирало от страха), чтобы старуха выглянула из своей комнаты.
День обещал быть безоблачным. На улицах появлялся народ. Возле здания больницы остановился разносчик молока и кричал на всю улицу свое «Прю-гов! Прю-гов!». Здоровенная баба тащила на базар корзину с яблоками. Из подвала высыпала шумная гурьба ребятишек. Город просыпался.
Они шли мимо кладбища героев. Вдруг Или, не говоря ни слова, свернула в ворота. Лаци подождал ее, подождал, думал, что она сейчас возвратится. Но она не шла. И он пошел вслед за ней.
Молча смотрели они, как над сотнями свежих могил скорбно склонялись зеленые ветви акаций. На холмиках пестрели цветы.
Они не знали тех, кто лежал здесь. Издалека пришли эти воины и принесли спокойствие их краю.
Или медленно шла по тропинке, держа в руках белую розу. Ей хотелось разбросать лепестки по всему кладбищу. Но вот она остановилась возле одной могилы и долго разглядывала надпись. Незнакомая фамилия. И всего три слова: «Жил девятнадцать лет».
Или наклонилась и положила розу.
Как тихо вокруг. Недаром говорится — кладбищенская тишина.
Они вышли на улицу.
— Какое сегодня синее небо! Оно всегда будет таким, правда? — Или взглянула на Лаци повлажневшими от яркого света глазами.
Лаци ничего не ответил, и они долго шли молча.
Девушка уже забыла о своем вопросе, когда Лаци вдруг неожиданно отозвался:
— Небо остается синим, даже когда тучи заволакивают его…
Спустившись с горы, они сразу очутились в центре города. Здесь уже толпился народ.
Площадь пестрела яркими красками, словно огромная палитра художника. Пламенели флаги. Красными парусами колыхались над людским морем транспаранты с белыми, еще не успевшими просохнуть буквами.
Лаци взял Или за руку и потащил за собой. Толпа заполняла улицы, все труднее было пробираться вперед.
— Где ты? — то и дело спрашивала Или, и в голосе ее звучал испуг. Она боялась потерять Лаци в этой суматохе.
— Держись крепче за мою руку! — кричал Лаци.
Или не спускала глаз с его продолговатого, остроносого лица. Она не знала, куда он тащит ее, но покорно шла за ним.
Крепко держась за руки, они чувствовали себя единым существом в этой огромной колышущейся массе.
Встречались знакомые и друзья, окликали их. Они отвечали на приветствия. И шли дальше.
Друзья спрашивали у Лаци об экстренном выпуске газеты, и он всякий раз хватался за карман, хотя давно уже отдал первому встречному свой единственный экземпляр.
— Ой, мой туфель! — вскрикнула девушка. — Сломался каблук…
Они пробрались в подъезд. Лаци отыскал камень и стал прибивать каблучок, а Или стояла на одной ноге, опираясь на его плечо.