Небо остается синим
Шрифт:
Зекань горько улыбнулся. Впрочем, разве незнакомец в чем-нибудь виноват? И зачем он взял его в машину? Обычно Зекань не берет попутчиков. А тут, как назло, попался черт знает кто! Хоть бы скорее кончилась эта дорога…
— Расскажите, обвиняемый, что произошло в тот вечер? — откуда-то доносится знакомый голос. Зекань видит себя на скамье подсудимых. В кресле судьи — незнакомец. От его колючего, пронизывающего взгляда не уйти никуда.
Зеканю становится жарко. Он снимает ватник. Но за что его можно привлечь к ответственности? В чем его вина?
Воспоминания оживают.
…Была оттепель. Из-под колес машины летела жидкая грязь. Прохожие поспешно прятались в подворотни. Зекань мчался к Пиште. Он заранее наслаждался завистливыми похвалами друга. Зекань только что вернулся из центра. В понедельник он уже должен явиться на новую работу. Даже ордер на квартиру у него в кармане. Правда, он говорил начальнику, что ордер совсем не к спеху, можно и подождать. Но как-то само собой получилось, что, когда Зекань выходил из кабинета, рядом с назначением в кармане у него лежал сложенный вчетверо ордер на квартиру. Вот об этом-то и надо было поговорить с Пиштой.
Войдя в комнату к другу, Зекань удивился. Какой беспорядок! Скатерть на столе мятая, до половины откинута. Стол застлан газетой, а на газете закопченная кастрюлька с инъекционными иглами и груда детских вещей. Подоконник весь заставлен пузырьками.
Нет, Зекань никогда не понимал Пишту! Он, как всегда, держится уверенно. У него тяжело больна жена, а он весел, словно все страшное уже позади. Встретил Зеканя с искренней радостью. Послал сына за вином, а сам ушел на кухню готовить закуску.
Оставшись один, Зекань оглядывал комнату. Какое запустение! Он даже пожалел друга. И, конечно, невольно сравнил эту захламленную комнату со своей уютной квартирой — новая мебель, нигде ни пылинки. Но почему Пишта весел? Непонятно. Но сегодня-то Зекань положит его на обе лопатки.
…Именно это выражение и мелькнуло тогда в его голове. Он лихорадочно перебирал нити событий, чтобы понять, есть ли основания посадить его, Зеканя, на скамью подсудимых. А сам следил за каждой грузовой машиной. Может быть, все-таки встретится Пишта?
…Пишта поставил на стол бутылку вина и закуски.
— Значит, пьем из прощального стакана? — добродушно пошутил он.
Зекань, как всегда, отпил до половины. Пишта — до дна.
— Ну, рассказывай о ребятах! — нетерпеливо сказал Пишта. — О Вислоухом. Я слышал, что в капелле Марци снова жизнь бьет ключом? Эх, скорее бы туда!
Зекань был разочарован. Опять Пишта восторгается оркестром! Еще, чего доброго, проговорит весь вечер о делах шахтерской капеллы.
— Ты думаешь, у меня было время для музыки? — раздраженно вырвалось у него. — Я своим горбом вытягивал план! Даже по воскресеньям был занят! Изучал техническую литературу, чтобы не отстать.
Зекань взглядывает на Пишту. Он ожидает похвалы. Но тот весь поглощен разливанием вина.
— Выпьем еще? — улыбается он.
Зекань берет со стола термометр и нервно вертит его в руках. Словно
— Ты, кажется, готов в чем-то упрекать меня? Да, я не всегда умел ладить с людьми! Не умел, как ты, болтать с ними бог знает о чем, выпивать. Ну и что же?! Всем не угодишь! Зато мой успех.
— Успех?! — перебил его Пишта. — Ты считаешь свое выдвижение успехом? — Резкие черты его исхудавшего лица еще больше обострились.
Зекань сейчас не может припомнить всех подробностей разговора. Но когда речь зашла об успехе, Пишта стал поддразнивать Зеканя. Это он четко помнит. Мол, на его новом столе, в уютном кабинете, будут теперь отличные нейлоновые письменные принадлежности. Не то что в шахте. И кожаная папка с надписью: «К докладу».
Зеканю все труднее становилось сдерживаться. Быстрее и быстрее вертелся в его руках термометр.
— А ты? Далеко ли ты пошел?
— Я не веду учета.
— Ты говоришь так потому, что… — Зекань запнулся, но Пишта тут же охотно помог ему:
— Ну скажи прямо, тебя, мол, сняли с работы! Это ведь у тебя на уме?
Зекань замолчал. Видимо, Пишту все-таки не снимали. Он не успел это выяснить в тресте. Зекань и раньше знал, что Пишта с первого дня назначения невзлюбил свою работу. «Министр без портфеля», — вспоминал он его невеселую шутку.
— Просто тебе неприятно, что я иду на твое место…
Термометр выскользнул из рук Зеканя и разбился вдребезги. Сотни крохотных серебряных шариков раскатились по полу. Зекань ошеломленно следил за шариками, исчезающими в щелях. Ему показалось, что Пишта взял верх. Но в чем? Как досадно, что термометр разбился именно в эту минуту.
— Что же, давай по ободряющему стакану! — прервал тягостное молчание Пишта, делая вид, что ничего не случилось.
Потом разговор зашел об обмене квартир. Миклош решил показать свое великодушие. Перечислил, сколько фруктовых деревьев посадил во дворе. Это все он безвозмездно оставляет другу. В квартире был ремонт, так что всё в полном порядке!
— А здесь придется белить, — сказал он, окинув взглядом закопченные стены. — Так что надо бы освободить пораньше. Скажем, во вторник.
— Во вторник? — дрогнувшим голосом переспросил Пишта и замялся. — Но пойми, Миклош, это невозможно. Ты же знаешь… жена второй месяц лежит… Плеврит после родов… Позавчера снова привез из больницы…
— Да, но я ведь должен приступить к работе со следующего понедельника. Мне, конечно, очень жаль, но до понедельника осталось каких-нибудь пять дней…
Пишта молчал, опустив глаза. Из соседней комнаты слышалось нервное покашливание. Должно быть, жена слышала их разговор.
— Может быть, мне поехать сначала и подыскать какой-нибудь угол для своих? — раздумывал вслух Пишта. Но, заметив кислое выражение на лице Зеканя, вдруг резко оборвал самого себя: — Хорошо. Будет по-твоему.
— Вот это другое дело! — обрадовался Зекань. — Не ссориться же нам из-за каких-то мелочей!