Шрифт:
СЕРГЕЙ СИВЕРИН
НЕБО РОССИИ
Посвящается Р. Саул, в память
о короткой, но верной дружбе.
"Но годы идут, вот еще пять
прошло, а светлее не стало. А
еще десять прошло - и снова
какая ж хмарь непроглядная!"
А.И. Солженицын, 1978 год.
Прошло еще десять...
Рассказ - это неразорвавшийся снаряд, который вы держите в руках. Одно неосторожное движение рук, и течение времени остановит разорванный металл.
Прошло еще десять лет и исторические параллели опять пересеклись во времени и пространстве, и вновь на этом пересечении волей сильных был возд вигнут лагерь. Вот об этом строительстве и о людях,
А Л Л Е Я С В О Б О Д Ы
– ----------------------------
– 1
Будучи отчисленным из списка студентов столичного института, я оказался в общем вагоне поезда, который снует между двумя столицами. Вагон сильно тряс ло, но два более счастливых моих сокурсника тихо спали. Дипломы в карманах и выпитое шампанское сделали свое дело. У меня же тогда все перемешалось в го лове. Цветы, поздравления заодно со всеми, музыка, танцы в общем кругу и бес конечные сочувствия, дежурные для говорящего и совершенно ненужные для меня. Трудно быть лишним на большом празднике. Перед глазами мелькали веселые лица, море цветов. Обрывки разговоров, возникавшие в памяти, как удары на стыках рельс, рождали страх перед следующим мгновением.
– Тебе сейчас трудно, но я не мог не подойти. Сегодня стою в очереди, вок руг все наши: дураки, алкоголики, проститутки. Дипломчик, дипломчик, еще один дипломчик. Смотрю, а одного нашего нет и стало даже как-то грустно, - так по пытался поддержать меня один из сокурсников.
Очередь - это великое изобретение социализма. Какая стройность, какая гар мония! И чувствуется постоянное стремление вперед. Именно тогда я в первый раз в жизни пожалел, что не попал в нашу очередь. После праздников наступает похмелье, а с похмелья вновь продолжается жизнь. Поезд набрал хорошую ско рость, видимо, плохой участок пути остался позади. В вагоне было тихо, и только мальчик, постоянно смотрящий в окно, иногда задавал своей матери ко роткие вопросы и, не получив ответа, опять продолжал смотреть куда-то вдаль.
– Мама! Солнышко за нами бежит. Оно нас не догонит? Мама! Если на этом по ле раскопать землю, можно будет найти автомат?
– Павел! Ты только посмотри, какая красивая трава на этом поле. Смотри бе реза! Одна - стройная, высокая. А ты из-за какого-то автомата хочешь уничто жить эту красоту, - ответила молодая женщина своему сыну.
– Березу ведь можно оставить. Мама! Почему береза одна?
– Как это одна? Смотри. Все деревья вместе, а красивая береза растет одна, - сказал белокурый мальчик.
– Наверное, так получилось у нее, - ответила женщина. Дальше она за молчала, но за нее говорили ее глаза: - Одинокие женщины не так красивы, как одинокие березы, хотя мы же женщины не хотим этого признать. Кто ее поймет, эту одинокую березу? Ведь она тоже плачет весной. Выплачется вволю и стоит себе потом все лето, гордится своей красотой, хотя сама с гнильцой, - монолог женских глаз прервал мальчик.
– Мама! Почему ты молчишь? Может нам повезет. Копнем один раз и найдем ав томат, - не унимался мальчик.
– Павел, опять ты лезешь со своим автоматом. Разве ты не знаешь, что сол даты не бросают своего оружия? Ведь они солдаты!
– ответила мать своему сыну.
Мальчик выслушал, опустил свою белокурую голову на плечо матери, и у меня создалось тогда впечатление, что он уже смирился и вот-вот уснет. Я не мог больше подслушивать этот диалог. Поезд прибывал на станцию, где мне пришлось проститься с моими спящими сокурсниками и мальчиком, у которого был удиви тельный,
– Мама! Когда немцы отступали, они бросали свое оружие. Или немцы тоже бы ли солдаты?
– спросил мальчик.
В этот момент я вышел из вагона и уже на перроне пожалел, что не проехал дальше в Россию. Мне даже теперь очень бы хотелось услышать ответ матери сво ему сыну. Ответ матери на детский вопрос.
– 2
Возвращение в город детства. Растерянность и волнение возвратившихся были встречены напором и решительностью отъезжающих. Как и прежде встречали цвету щие каштаны, а старый фонтан приветствовал всех серебром своих брызг.
Пролетела короткая летняя ночь. На следующее утро после возвращения чело век сразу чувствует себя обязанным, и я не был исключением из этого правила. Взяв необходимые документы, я вышел на улицу. Можно очень долго бродить по улицам детства, если никто не прикоснулся к ним своими грязными руками. На одном из домов я увидел табличку, которая гласила: улица генерала Федюнинско го. Табличка была новая, и с нее еще не сошел блеск безумия тех, кто ее пове сил. В моем родном городе теперь есть улица человека, который его уничтожил. Интересно, а в Коветри есть улица Геринга? Но, не ответив на свой же вопрос, я оказался на улице Бела Куна в районе новостроек. Можно подумать, что хотят увековечить имена всех варваров и убийц. Наивные люди. Наш город для этого слишком мал. Этим надо заниматься в столицах. Люди шли мимо, не обращая вни мания на убогие лозунги и названия улиц, и я в общем людском потоке пошел дальше.
Первая моя прогулка закончилась у входа в учреждение, где нас всегда ждут, - у дверей военного комиссариата. Открыв дверь, на которой была надпись: ма йор Карманов, я увидел двух офицеров, бойко раздававших ордена и медали. В кабинете репетировали сцену вручения наград. Майор был здоровый мужик с мощ ной лобной костью. В петлицах блестели позолоченные танки. Они своей броней как бы дополняли лобовую броню офицерского мозга. Из-под нависающего лба смотрели маленькие веселые глазки. Весельчак заговорил:
– Поздравляю вас с очередной наградой, желаю здоровья, долгих лет жизни, приходите за очередной полувековой медалью.
Ветеран взял награду из рук майора. В больных руках старого воина медаль сразу стала смешной побрякушкой. Смущенный ветеран направился к выходу, но майор не успокаивался:
– Приходите на пятидесятилетие, приходите...
– Приползем, если сможем, сказал ветеран, уходя.
– Кто следующий?
– раздалась команда майора-весельча ка.
– У вас тоже очередь?
– спросил я рядом сидящего ветерана, после чего оказался в коридоре у стенда эвакуации в случае пожара. На плане кабинет ма йора Карманова был отмечен особо. На нем было написано: "Выносить в первую очередь". Майор был из числа первоочередников.
Ветераны выходили с блестящей побрякушкой в руках, лица их были по-празд ничному светлы. Последним вышел мой ветеран-сосед. Проходя мимо меня, он ска зал:
– Парень, ты следующий. Иди и тебя наградят. За наградой было грех не пой ти, но передо мной возник не майор-весельчак, а майор-танк. Я сел перед ним. Где-то внутри него работал мощный двигатель, холеный китель высоко поднимался на груди. Машина продвинулась вперед. Скрип прокуренных зубов был похож на лязг новеньких гусениц. Затем человек-танк стал неподвижен, но через его смотровые щели его можно было видеть, что машина готова к броску.