Небо в огне
Шрифт:
Дальше все пошло стремительно быстро. Вильнула речка, проскочило озеро. Лес!
Мы смотрим во все глаза. Полянка! Нет, не та. Еще полянка! Опять не та. А вот и та! Четыре огонька замигали. Наши! Наши! В глубоком вражеском тылу!
Снижаюсь. Делаю разворот. Намечаю ориентир для захода.
— Заяц, вы готовы?
— Готовы, товарищ командир. Парашютисты у люка…
Идем бреющим. Низко-низко. Мимо проносятся макушки сосен.
— Внимание! — кричит штурман. — Приготовиться!.. — и вслед за тем у меня на доске ярко вспыхивает красная лампочка: —
— Готово!
Я скрениваю самолет и невольно восклицаю от изумления: факел уже горит!
Мне просто не верится. Да когда же он успел?
Последней прыгала девушка. Заяц тяжело задышал, будто это он склонился над черным проемом открытого люка, будто над его спиной повисла нога, обутая в унт…
Красная вспышка.
— Бросай!
— О-о-о!.. — стонет Заяц. — Тебя бы так!.. Готово…
Четвертый факел опустился на землю и угас. Все! Я облегченно вздыхаю. Люди сброшены благополучно. Теперь тюки: девять заходов. Чувствую себя уставшим от нервной перегрузки. Сбрасывать ночью, с бреющего!.. Ничего, ничего, сам виноват — напросился.
Еще один за другим девять заходов. Мне слышно в наушники, как кряхтит и ругается Заяц:
— Ч-черт! Тяжелый какой! Застрял…
Наконец-то все! Усилием воли стряхиваю с себя усталость. Ее нет. Ее не должно быть. Ведь нам еще предстоит обратный путь.
Теперь вверх! В высоту. В объятия попутного воздушного потока.
Возвращались мы розовым утром. Вставало солнце, переливалась бриллиантами росистая трава. Дремала Ока под туманным одеялом, а на хмурых опушках сосновых лесов блондинки-березки сушили свои косы.
К аэродрому мы подошли на бреющем полете. На старте стояла машина руководителя полетав и лениво, словно мухи, ползали люди. Один, коренастый, отошел в сторону и встал в позе Наполеона. Ишь ты! Надо его положить…
Прижимаю машину к самой траве. Сейчас ты у меня, голубчик, поцелуешь землю.
Фигура ближе. Стоит?! Ах, ты!
Налетаем как вихрь. Не выдержал, плюхнулся. Ну вот, это — другое дело!..
Лихо закладываю машину в глубокий боевой разворот, выпускаю шасси, сажусь. Рулю мимо старта к своей стоянке. Коренастый, смеясь, грезит мне кулаком. Вглядываюсь, и сердце мое обрывается: генерал! Командир корпуса Логинов…
По союзникам врага!
Я зашел в штаб полистать свою летную книжку: все ли полеты записаны.
Июнь. Июль. Август… Начало сентября. Книжка жжет руки. Каждая строка в ней — драма, трагедия, ужас. Каждая буква написана кровью. Тоскливо сжимается сердце: мы бьем врага, но враг-то… в нашем доме!
"Харьковский аэродром". "Курск, станция товарная". "Брянск, вокзал товарный". "Ржевская группировка". "Аэродром Балбасово". "Танки под Воронежем"…
Наши бомбы рвут родную землю! До чего ж обидно!
Сорок второй год. Чаша весов часто склоняется на сторону врага. Против нас многие государства Европы. Их солдаты топчут нашу землю, убивают, грабят, жгут. Их родина далеко — там, за горами. Солдаты спокойны. Их семьи в безопасности. Русским их никогда не достать. Никогда!
Час
Июль: Кенигсберг, Кенигсберг. Наконец-то! Бомбы рвутся на фашистской земле!
Август: Данциг! Берлин! Берлин! По фашистской Германии!
А теперь — по ее союзникам. Сегодня мы со своими "поздравлениями" идем на Будапешт. Там — праздник. Чей-то день рождения, какого-то фашистского высокого лица. Там собралась вся фашистская нечисть из государств, воюющих против нас.
Будапешт, это уже сложнее, чем на Берлин. Во-первых, дальше и, во-вторых, курс не строго на запад. В полете на обратном пути почти отпадает важный фактор попутного ветра. Здесь нужно ухо держать востро. Ох, трудный будет этот полет.
Сборы. Подвеска бомб. Заправка горючим. Перелет в Лугу, на аэродром "подскока".. В целях маскировки на тюле — деревянные лошадки с мочальными хвостами, фальшивые "копны" сена. Самолеты в кустах, вдоль опушек леса накрыты сетками, чехлами, срубленными ветками. Все чин по чину. Даже в воздухе рокот фашистского разведчика. Ищет, проклятый.
День, как назло, выдался жаркий. Горючее в баках расширилось и потекло из пробок. Пришлось сливать. Жалко до слез. Каждый грамм на счету.
По экипажам ползут неприятные слухи: синоптики колдуют плохую погоду. Что они — ошалели, что ли? Небо — синь-бирюза. Ни облачка! Плохая погода. Откуда?
Слухи все настойчивей!
"Отменяют полеты".
Не верится.
Ползет время. Тени от деревьев становятся длинными. Вроде бы и взлетать пора.
Молчание. Отменить такой полет может только главнокомандующий, которому летчики, сбросив бомбы над целью, докладывают: экипаж такой-то, командир корабля такой-то, — задание выполнил.
— Начинаем нервничать:
— Ждать да догонять — хуже всего.
— Черт бы их побрал совсем, этих колдунов! Гадают на кофейной гуще.
– Что им — Гитлер сводку, что ли, отрадировал?
Наконец команда:
"Вылет разрешен! Запасная цель — Львов, станция товарная. Там большое скопление вражеских войск, техники, боеприпасов…"
— Запускай мото-оры-ы!..
Летчики рады: даешь удар по германским союзникам!
Ночь. Звезды. Темь под "рылом. Я регулирую качество смеси по глушителю. Летим, летим, летим, а под нами — вся наша страна. Много захватил фашист со своими сподручными!
Впереди какие-то огненные всплески. Что это?! Вот — опять.
Штурман ворчит что-то про себя.
— Ты что, Николай Гаврилович?
— Да вот, говорю, этого еще не хватало.
— Чего не хватало?
— Датой — гроза. Не видишь разве?
— Гроза-а-а?
Гроза — это плохо. Особенно ночью.
Держим прежний курс. Всплески все чаще и чаще. В ноздрях защекотало пряным запахом озона. В лицо пахнуло влагой. Дело дрянь. Молнии гуляют по небу со всей своей необузданной силой. Злость берет, хоть плачь. До цели — рукой подать, только перевалить через Карпаты. И вот — пожалуйста! Что делать?