Небо внизу
Шрифт:
Медленно, надолго застревая в сложных местах, он прочитал раздел. Подумал, перечитал еще раз, внимательно осмотрел пентаграмму. Не обнаружив видимых отличий, Том покосился на Теодору, нервно облизал губы и снова полез в книгу. Теперь он сравнивал описание с пентаграммой поэтапно — частями. Сначала верхний луч, потом надпись над ним, правый луч, снова надпись, правый нижний… Том медленно, но все более уверенно двигался по часовой стрелке. Тупое равнодушие сползло с его лица, как плохо прорисованный грим: между бровями залегла глубокая складка, губы упрямо сжались.
Что-то беззвучно бормоча, он вел пальцем по нарисованной в книге пентаграмме, потом тем же движением отслеживал линии на столе. Хмурился, кивал головой, прикусывал губы и щурился…
— О! — наконец провозгласил он, уткнувшись в точку на столе. — Вот тут!
— Что там? — сразу же вскочила на ноги Теодора.
Том поглядел на нее, словно разбуженный от глубокого сна, растерянно моргнул короткими светлыми ресницами.
— Я… Ну… Я не знаю, конечно. Просто заметил… Может, это не то, что нужно. Наверное, не то. Просто… Ну…
— Да что именно? — Теодора коршуном нависла над столом. — Где?
— Вот, — Том указал пальцем на букву ун. — В книге вот эта линия и эта прямой угол дают. А у вас острый получается.
— Проклятье. Точно!
Схватив сточенный почти под ноль мелок, Теодора быстро подправила рисунок.
— Ну-ка, дай мне вон тот веник!
Протянув ей пучок трав, Том отступил на шаг и остановился, приоткрыв от изумления рот. А Теодора повторила то, что делала больше десятка раз: подожгла крохотный высушенный букетик, продекламировала заклинание и взмахнула руками. Увидев рой бледных, как предрассветная луна, искр, Том охнул от восхищения.
— Работает!
— Да погоди ты радоваться. Нарушителя границ выпускай!
Стремительным движением Том вытряхнул на стол жука и тут же безжалостно подпихнул его в бронированный зад. Несчастное насекомое дернулось вправо, потом влево, но Том решительно пресек попытки бунта. Осознав, что у него нет выбора, жук обреченно пополз к очерченному мелом кругу.
Врезался в него.
И замер.
— Ага! — радостно завопила Теодора в один голос с контрактным. — Сработало! — обернулась к нему Тео.
— Ну да. Сработало, — счастливо улыбнулся Том. — Нормальный был жук.
— Нормальный? Жук был отличный, — Теодора ласково погладила пальцем жесткую скорлупу надкрылий. — Это же всем жукам жук. Самый лучший. Том…
— Да, госпожа? — вспомнил об этикете контрактный.
— Убери-ка тут все. А я пойду и ужином займусь. Это дело нужно отметить.
Уже выходя из комнаты, Теодора обернулась. Том стоял у окна, подняв раскрытую, словно в молитве, ладонь.
— Ну давай же, давай. Взлетай! — он бережно подтолкнул жука в бронированный зад.
Особенный ужин требовал особенного меню. Прихватив корзину, Тео спустилась в холодник — и встала столбом перед полками.
Из всех эти продуктов можно было приготовить десятки вкуснейших, нежнейших, свежайших блюд. Наверняка можно было. Вот только Тео
Будь проклят мир, в котором нет ютуба. Хрен с ними, с автомобилями. Супермаркетов тоже жаль — но это восполнимая утрата. Но интернет! Бытовая техника! И гребаные, мать его, тампоны! Вот с этими потерями Тео примириться не могла.
Так. Хорошо. Ладно. Кулинария — не ядерная физика. Если уж полутрезвая мамочка ухитрялась приготовить вполне приличную пасту и не спалить дом — Теодора тоже справится.
Поколебавшись, Тео взяла с полки несколько картошек, остаток ветчины, сыр, овощи. И самое главное — вино. Дедуля-одуванчик проявил удивительную заботливость, приготовив для госпожи Дюваль бутылочку полусухого розе.
Как же приятно, когда у человека правильные жизненные ориентиры.
Тео повертела в руках бутылку, запечатанную толстым слоем чего-то красно-коричневого и странного, похожего на окаменевший расплавленный воск. Видимо, это и был тот самый легендарный сургуч. Бутылка была тяжелая, из толстого темного-зеленого стекла, из-за которого вино приобретало странный буроватый оттенок.
Наверное, это будет вкусно.
В отличие от ужина.
Раковина в кухне была глубокая, как таз, с отколовшейся по углам эмалью. Вода с грохотом била в металл, разбрызгиваясь белой прозрачной пылью. Тщательно отмыв картошку, Тео сложила ее в кастрюлю, украшенную нелепыми розами, разлапистыми, как лопухи. Подумав, она добавила в воду соль и поставила будущий ужин на огонь.
Бабушка часто готовила такую картошку. Варила ее прямо в кожуре, щедро поливала оливковым маслом и посыпала чесноком. Мама брезгливо кривила рот, говорила, что картошку в кожуре едят только свиньи и лошади — но маленькой Тео нравилось.
Она даже представляла себя лошадью. Сумеречной Искоркой — на меньшее Теодора была не согласна.
Мама говорила, что это глупая игра. Человек не может быть лошадью. Тем более единорогом — единорогов вообще не существует.
Как будто эффективное социальное обеспечение существует. Но налоги же мы все равно платим.
Когда вода закипела, Тео бросила в кастрюлю веточку тимьяна, несколько горошин черного перца и обрезки вчерашней петрушки. Ибо нет предела совершенству.
Заглянувший на кухню Том потянул носом воздух и шумно сглотнул.
— Я убрал. В кабинете. Ваши книги, — он протянул Теодоре стопку справочников и тетрадей. В любое другое время Тео такое недомыслие вывело бы из себя. Притащить книги на кухню, еще и предлагать их забрать — это каким же идиотом нужно быть? Но сейчас, увлеченная кулинарным экспериментом, она только махнула рукой:
— Отнеси ко мне в спальню.
Разваренную до трещин картошку Тео разломала вилкой, обнажив сахарно-рассыпчатое кремовое нутро. Смешав в отдельной миске давленый чеснок, перец, петрушку, соль и паприку, Теодора щедро плеснула туда оливкового масла — и вылила импровизированную заправку прямо на истекающие паром клубни. Кухня мгновенна наполнилась густым, обволакивающим запахом, от которого сглотнула и сама Тео.