Небо закрыто льдами(Документальная повесть)
Шрифт:
— Надеюсь, это понятно?
Дичко пришел на флот из небольшой белорусской деревни, затерявшейся в лесных разливах где-то на Могилевщине. За несколько километров в осенние зябкие дожди и продувные февральские метели бегал он в школу. В летние каникулы помогал отцу с матерью в поле, на покосе работал. А когда с похвальной грамотой окончил семь классов, получил трудовую книжку колхозника. С техникой впервые познакомился на флоте. Был мотористом, потом пришел на атомоход… А здесь учеба не легче, чем в институте, вахты у реактора. Думал ли парнишка из лесной белорусской деревни, что ему будет подвластно это чудо техники?
Можете представить себе
Но не менее загадочным местом на атомоходе является пульт управления энергетической установкой.
Он расположен по соседству в небольшом помещении. От него до реактора, как говорят, рукой подать: дверь, другая, невысокий трап — и вы в царстве автоматики, электроники и телемеханики, в царстве циферблатов, шкал, колеблющихся стрелок, мигающих лампочек. Первое впечатление от всего этого — удивление. Как разбираются в многочисленных сигналах, идущих со всех сторон, люди за операторскими столами? А ведь они действуют точно, смело и безошибочно. Им нельзя ошибаться…
Чаще, чем на все другие посты, любил заглядывать на пульт управления наш адмирал. Подолгу стоял он у контрольных приборов, следил за меняющимися огоньками сигнальных ламп и потом подолгу вместе с Жильцовым и Рюриком Александровичем советовался о чем-то в командирской каюте.
Время в походе движется медленно. Но все-таки оно движется, и прошло уже несколько суток. Над кораблем появились первые льды. Плотность ледяных полей с каждым часом растет. Это хорошо видно на телевизионном экране в центральном посту. Над нами сплошная серая мгла, непроглядная, как дождливые сумерки. Это льды. Кое-где заплатами — светлые пятна: это участки чистой воды. Пятен все меньше и меньше. Мы идем под сплошным, паковым льдом. На тысячи миль простирается он над океанскими водами Центральной Арктики. Безжизненная пустыня. Загадочный мир.
В такой обстановке идти тяжело.
Командир почти не уходит из центрального поста, когда он только отдохнуть успевает? И спит ли он вообще? Меняются у приборов вахтенные, и только командир на своем месте бессменно. И уже трудно представить себе центральный пост без него.
Здесь, в центральном посту, электронно-кибернетический «мозг» корабля. Сюда стекается информация со всех боевых постов: донесения, доклады, предложения. Здесь они изучаются, оцениваются, становясь распоряжением, командой, приказом.
Вместе с Жильцовым в центральном посту — старпом. Частый их гость — командир электромеханической боевой части Рюрик Александрович Тимофеев. Стоит взглянуть на его лицо, услышать его речь — безошибочно определишь: южанин. Таких смуглых только среди одесситов да крымчан встретишь; так говорят — чуть нараспев, не спеша — только люди, выросшие на черноморском берегу.
Наш Рюрик — «техническая косточка», но так же, как Шепелев споры о кибернетике, Тимофеев любит музыку и стихи. Знает он их великое множество — красивых и нежных стихов о нашей русской природе, о разлуках и о любви. Такие стихи помнить людям мягкохарактерным и нежным больше подходит, а у нас на лодке его зовут «Железным Рюриком». Он человек исключительного мужества и спокойствия. Тимофеев многое знает и многое умеет. В него верит командир, и все мы в него тоже верим. Тимофеев — хозяин атомного сердца корабля, и не было случая, чтобы «хозяйство» Тимофеева хоть на час отказало.
Рюрик Александрович вышел в поход капитаном третьего ранга. В тот же день радисты приняли депешу. Тимофееву было присвоено очередное воинское звание.
Командир,
— Как служба, Александрович?
— Надежно, командир.
— Спасибо, Рюрик. И поздравляю тебя — товарищ капитан уже второго ранга! Звездочку вручу, когда домой вернемся. Нету с собой. Не запасся, понимаешь…
Глава 5
Так было на войне. Любовь — тоже оружие. Буратино — равноправный член экипажа
Коварная чикинская фраза о том, что по неопытности своей мы можем запросто «утопить» адмирала, за самое живое задела матросов.
Петелина у нас любят. Служить с ним легко. Не потому, что адмирал «не придирается» — Петелин спуску не даст, если промашки по службе заметит. Но он к тебе сначала просто как к человеку подойдет, а потом уже как к подчиненному. Сначала узнает, чем ты живешь, что тебя беспокоит, а потом уже и смотрит, откуда у тебя неполадки на службе идут. Дома у тебя что-нибудь случилось — поможет внеочередной отпуск получить. На личном фронте непорядки — сначала это дело с тобой как отец обсудит, а потом, если надо, сам и с девушкой поговорит. Учиться хочешь, к книжкам тянешься — вместе с твоим командиром обязательно придумает, как тебе помочь. Нужды матросские хорошо адмиралу знакомы — сам рядовым начинал, и подводить его, одним словом, никакого резона не было.
…И пошел по отсекам, по боевым постам один разговор: вон соседи, гляди, на контрольной проверке готовности пять получили, а мы как бы не опростоволосились…
Из вахты в вахту мы отрабатываем быстроту и точность. Для нас это самое главное — не теряться. Растерянность — это паника, а она страшный враг, особенно для подводников. Паника на глубине многих десятков метров, в стальной коробке, стиснутой гигантским давлением воды, часто несет гибель всему экипажу…
Скептик ухмыльнется наверняка: туману, мол, напускает матрос, «травит», как говорится, чтобы цену набить. Чего там отрабатывать, когда всего-то и де-лов — из вахты в вахту за одни и те же рукоятки держись… А ты попробуй, скептик. Сумеешь так, чтобы в мгновение ока руки твои могли выполнить любую из множества неожиданных и нужных команд? В этом-то вся и трудность — в мгновенной точности. Совместить в боевой обстановке все эти качества не так-то легко…
Но довольный ходит после вахты по отсекам главстаршина Чикин, радостно поблескивают его глаза, и ребята веселее поглядывают на чикинский «кондуит» — знают: характер записей в нем явно изменился… Один только Жильцов по-прежнему сосредоточенно наблюдает за нами, да мичман Луня озабочен и хмур.
— Давай, Чикин, ребят соберем. Нельзя долго на одном энтузиазме держаться. Надо, чтобы матросы увидели, чего мы уже сумели добиться практически, — тогда только прок будет. А так может заглохнуть дело, верно говорю…
— Решено, боцман. Сегодня вечером.
…Ожидая начала собрания, ребята балагурили в кубрике. Не было, как в прошлый раз, настороженной тишины. Чувствовали себя именинниками — как ни прикидывай, а отстающих-то на лодке нет, все работают, как положено, никто уже не корит потерянными минутами.
Но Чикин, молчавший сосредоточенно, вдруг сказал:
— Хоть и здорово у нас дело пошло, а хвастаться да гордиться пока нечем. Шуму больше, чем проку.
Ребята насторожились.
— Это как?