Нечаев: Созидатель разрушения

Лурье Феликс Моисеевич

Ближе всех к вокзалу жил Д. Е. Коведяев, у него-то Нечаев и спрятался. [382] Показываться на улице было опасно, после обыска у Успенских его уже повсюду искали, в Петровско-Разумовское ехать он не решился. Сергей сидел взаперти и бездействовал. Все рушилось, ежечасно приносились известия о новых арестах. Такого оборота дел Нечаев не предполагал. Он пал духом, не зная, что предпринять, как повлиять на события; впервые товарищи видели его в таком состоянии.

382

2 См.: РГИА, ф. 878, оп. 1, д. 82, л. 141 об — 142.

К Коведяеву постоянно забегал Черкезов, принося новые неутешительные сообщения. С каждым его приходом Нечаев терял самообладание, зашел Николаев и принялся его подбадривать, уговаривать срочно скрыться из Москвы. Надобно поторапливаться, иначе III отделение разошлет полицейским службам фотографические карточки и, что еще хуже, приметы. Любопытная деталь: даже в 1880 году политический сыск более доверял приметам, нежели фотографиям. [383]

Наверное,

Николаев посоветовал ему убраться хотя бы в Тулу, [384] а уж потом в Женеву. Нечаев не мог не прислушаться — из всех близко стоявших к нему зимой 1868/69 года одному Николаеву удалось избежать ареста, затерявшись именно в Туле. Наконец Сергей согласился и выехал в Тулу, вслед за ним туда отправился Черкезов. В Туле они посетили петербургскую знакомую Черкезова В. В. Александровскую. Уговорами и, возможно, угрозами им удалось склонить ее сопровождать беглеца в Швейцарию. Нечаеву казалось, что путешествие в обществе попутчицы будет более безопасным, а появление в Женеве с «сообщницей» придаст его приезду определенную солидность. Александровская съездила в Курск, получила заграничный паспорт, вернулась в Тулу и оттуда с бывшим руководителем «Народной расправы» двинулась в Орел.

383

3 См.: ГА РФ, ф. 109, 3 эксп., 1869, д. 115, ч. 16, л. 67. Фотографии рассылали лишь при отсутствии примет.

384

4 См.: там же, ф. 109, 3 эксп., 1869, д. 115, ч. 7, л. 225.

У Нечаева сохранился паспорт, который ему удалось получить в Румынии на обратном пути из Швейцарии в Россию (паспорт за номером 202, выданный 19 августа 1869 года в Бухаресте на имя серба Степана Граждановича [385] ). Этот паспорт 12 декабря был зарегистрирован орловской полицией. [386] В тот же день министр внутренних дел А. Е. Тимашев получил от главноуправляющего III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии графа П. А. Шувалова следующее уведомление:

385

5 РГИА, ф. 878, оп. 1, д. 82, л. 142.

386

6 См.: там же, л. 142.

«Есть основание полагать, что бежавший в марте сего года за границу важный политический преступник, бывший учитель здешнего Сергиевского приходского училища Сергей Геннадиев Нечаев, возвратившись тайно в пределы Империи, скрылся под чужим именем.

Сделав распоряжение, чтобы со стороны всех Начальников Жандармских Управлений были приняты самые энергичные меры к разысканию и задержанию названного преступника, я имею честь покорнейше просить Ваше превосходительство благоволить сделать и по вверенному Вам управлению таковые же распоряжения, с тем, чтобы в случае отыскания означенного лица он немедленно был доставлен под самым строгим караулом в III отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии.

Описание примет отыскиваемого при сем прилагается.

Небольшого роста, лет около 22, лицом моложав, вместо усов еще пух, волосы каштановые, цвет лица темный, глаза карие, быстрые и бойкие, нос острый и средний. Лицо больше круглое. Костюм обыкновенный, пальто и проч., сапоги длинные, иногда надевает женское платье или инженерную форму. Голос больше тенор, манеры угловатые и порывистые». [387]

Тимашев тут же разослал циркулярное письмо всем «Начальникам губерний» с приложением примет скрывшегося заговорщика, [388] а столичный обер-полицмейстер, генерал-адъютант Ф. Ф. Трепов 18 декабря издал приказ о «разыскании и задержании» Нечаева. [389] (Лишь 16 декабря в III отделении поняли, что Нечаев еще и убийца.) Опережая появившиеся у чиновников политического сыска сведения об уголовном преступлении Нечаева, в правительстве сочли желательным, чтобы «теперь же были бы даны нашим представителям при иностранных правительствах инструкции на тот случай, чтобы немедленно по появлении Нечаева в какой-либо стране наш посланник представил местному правительству требования о задержании и выдаче этого преступника». [390]

387

7 Там же, ф. 1282, оп. 1, д. 292, л. 1 об. — 2; ГА РФ, ф. 109, 3 эксп., 1869, д. 115, ч. 1, л. 207–208.

388

8 См.: там же, л. 5.

389

9 См.: ГА РФ, ф. 109, 3 эксп., 1869, д. 115, ч. 2, л. 78–78 об.

390

10 Там же, л. 108.

Но несмотря на принятые полицейскими властями несколько запоздалые меры, Нечаев и его спутница 15 декабря 1869 года благополучно миновали пограничную станцию Вержболово и покатили далее через Кенигсберг в Швейцарию.

Попутчица Нечаева Варвара Владимировна Александровская, в девичестве Чирикова, дочь поручика, жена коллежского советника, чиновника Кронштадтской таможни, родилась в Калужской губернии в 1833 году, где закончила акушерские курсы. Впервые Александровскую арестовали 8 мая 1862 года по подозрению в распространении воззваний «возмутительного» содержания. Основанием для задержания послужили результаты наблюдения за ее петербургской квартирой, служившей постоянным местом встреч молодых людей, обративших на себя внимание тайной полиции, в их числе известных бунтарей А. П. Покровского и И. В. Понятовского, приезжавших к ней из Нижнего Новгорода. Обвинение Александровской в причастности

к распространению противоправительственных воззваний не подтвердилось, но в ее бумагах жандармы обнаружили «возбуждающее к восстанию письмо», и после разбирательства в высочайше утвержденной Следственной комиссии ее приговорили к трехмесячному заключению в Смирительном доме с последующей высылкой в Тульскую губернию под гласный надзор полиции. Перед следователями Александровская вела себя мужественно, все отрицала и никого не выдала. Находясь же в ссылке, она затосковала по развеселой петербургской жизни и молодым людям, жившим у нее по нескольку дней. Любительница столичных развлечений не выдержала и в 1865 году заявила тульскому губернатору, что готова содействовать властям в выяснении событий, в которых она оказалась случайно замешанной весной 1862 года. Следуя совету губернатора, Александровская отправила главноуправляющему III отделением князю В. А. Долгорукову письмо с предложением сообщить в личной беседе подробности минувших событий, что позволит «открыть распространителей возмутительнейшей прокламации 1862 года под названием «Молодая Россия». [391] В ответ из столицы поступило требование итожить факты на бумаге и прислать почтой в III отделение.

391

11 Козьмин Б. П. Из истории революционной мысли в России. М., 1961. С. 232.

«Мне известно, — писала Александровская Долгорукову К) октября 1865 года, — во-первых, что существовала когорта праздношатающейся молодежи, ходившей по России с целью нарушения существующего порядка в России». [392] Далее шел ординарный донос на бывшего студента Московского университета Н. А. Рубинского.

Для Александровской ее предательство благоприятных последствий не имело, ее не отпустили и даже никуда не перевели. Тогда вслед за покушением Каракозова доносчица, обиженная на III отделение, отправила в столицу письмо, адресовав его председателю Следственной комиссии графу М. Н. Муравьеву. На сей раз она назвала множество фамилий лиц, входивших, по ее утверждению, в преступное сообщество «Москва, Север и Восток», выдала всех, кого знала, — уж очень хотелось в Петербург.

392

12 Там же. С. 232.

«Целью этого общества, — писала Александровская, — было, сколь я могу понять из их полудоверчивой при мне болтовни, низвержение Царствующего Дома, хотя бы и через убийство всех членов Дома Романовых, невзирая ни на какой возраст, и затем учреждение в России республики. Насколько болтовня их имела серьезный характер и основания, я не знаю, а в то время и того менее знала, потому что все их рассуждения при мне были отрывочны и имели характер шутки. Тем не менее, в настоящее время я убеждена, что направление их или многих из них — далеко не монархическое. <…> Если бы вашему сиятельству угодно бы было без огласки вызвать меня в Петербург, <…> то я надеюсь, с помощью правительства и моей репутации еще до сих пор как политической преступницы, [могу] успеть добраться до больших подробностей деятельности этого общества. Тем более, что фамилия злодея (Д. В. Каракозова. — Ф. Л.) мне представляется знакомой, а поступок его 4-го апреля сообразным с направлением общества «Москва, Север и Восток», так что я подозреваю членов его сообщниками Каракозова, утверждать же, конечно, пока еше оснований достаточных не имею». [393]

393

13 Там же. С. 234–236.

Донос Александровской более всего напоминает труд талантливого мемуариста, так обстоятельно и красочно описаны события. Старательная Александровская снабдила донос иллюстративным материалом в виде фотографических снимков двенадцати революционеров, на некоторых из них имелись дарственные надписи изображенных лиц доносчице, например, на портрете Заичневского его рукою написано: «Варваре Владимировне Александровской от Петра Заичневского. 1862 г. Апреля 4». [394]

394

14 Там же. С. 236.

Никакого расследования ни по первому, ни по второму доносу Александровской не производилось, но цели своей она достигла — в 1867 году ей разрешили жительство в Петербурге. Мы не располагаем сведениями о регулярном сотрудничестве Александровской с III отделением, его могло и не быть, в те времена политический сыск еще привередничал, раскрывал свои объятия осторожно, не для всех «просившихся в шпионы».

В 1869 году Александровской шел тридцать седьмой год — возраст для революционера слишком солидный, но ее почему-то к революционерам тянуло, горький опыт прежнего общения доносчицу не остановил. Привязанность Александровской к революционерам объясняется банально — ее просто-напросто влекло к молодым людям. Как и зачем согласилась она сопровождать Нечаева за границу, мы не знаем. На суде попутчица утверждала, что Нечаев и Черкезов, уговаривая ее ехать за границу, угрожали в случае отказа «подвергнуть» участи Иванова. [395] Доверия ее слова не вызывают. Из сохранившихся показаний Александровской следует, что Нечаев по прибытии в Женеву снял для нее комнату и, заходя к ней, изводил не всегда понятными разговорами. [396] В Женеве Александровская находилась около двух недель и отбыла обратно в Россию. Сергей снабдил бывшую попутчицу письмами и прокламациями, до германской границы ее сопровождал польский эмигрант А. Д. Трусов.

395

15 См.: Правительственный вестник. 1871. № 198.

396

16 См.: Нечаев и нечаевцы. М; Л., 1931. С. 137–139.