Нечаянное счастье для попаданки, или Бабушка снова девушка
Шрифт:
– Помогаю в меру сил.
Он нахмурился и взглянул так, будто я собралась отнять у него его хлеб:
– Можете быть свободны, дорогуша. Насколько я знаю, вы не оканчивали медицинский университет. Дальше я сам.
– Да ради бога, – пробормотала я, собираясь встать, но меня внезапно снова ухватили за руку.
Только теперь это сделал не мальчик, а его отец.
Я встретилась взглядом с мужчиной и только тут обратила внимание, какие они у него необычные: голубые и яркие, опушенные густыми ресницами. Для брюнетов такой
Хотя о чем это я? Чур меня, чур!
Н-да, в молодое тело я-то попала, а вот образ мыслей остался прежним. Надеюсь, я скоро привыкну и перестану брюзжать по-стариковски даже про себя. Иначе так и выдать себя можно.
– Уведите Жоржа отсюда. Нечего ему тут делать, – тихо попросил он.
Я кивнула, и он отпустил мою руку. Мужчина был прав. Нечего ребенку здесь оставаться. Надеюсь, мне удастся его уговорить.
Подошла к мальчику:
– Жорик, лекарь сейчас будет лечить твоего папу, и ему ненужно мешать.
– А я и не буду мешать, – уверил он меня. – Буду сидеть тихо-тихо.
– А вдруг не получится и ты помешаешь? Давай мы лучше с тобой пойдем пить сладкий чай? А потом придем к папе и принесем ему чего-нибудь вкусного.
– Вкусного?
– Конечно! Когда человек выздоравливает, ему нужно кушать много вкусного. – Я помогла мальчику спрыгнуть на пол и взяла за руку.
– А почему, когда я болею, мне не дают вкусного?
– Ну, болячки бывают разные. И вообще, что для тебя вкусное? Что ты любишь больше всего?
Так, забалтывая мальчика, я увела его из зала. Следом шел трактирщик.
– Пойдемте в кухню. Вы ведь еще не завтракали, – он показал рукой направление.
– Мне бы помыться и отдать в чистку платье, – со вздохом посмотрела я на грязные манжеты и подол.
– Это к Люси. Отдайте ей, она все сделает.
– А сколько это будет стоить?
– Пяти медяшек хватит. – Мы подошли к умывальнику, который стоял в кухне. – Вот, умывайтесь.
– Спасибо. Жорик, давай мыть руки, – позвала я мальчика, который с интересом разглядывал кухню.
Стоило нам сесть за стол, как перед нами тут же поставили омлет, булочки с капустой и компот.
Я с удовольствием приступила к еде. Признаться, проголодалась сильно. Организм явно восстанавливался после болезни и требовал подкрепиться. Потому, наверное, не сразу заметила, что мальчик ничего не ест, только ковыряется в тарелке.
– Жорик, ты чего?
– Я не голоден, – он упорно смотрел куда угодно, только не на меня.
– Эй, с твоим отцом все будет хорошо! Вон он какой у тебя большой и сильный!
Губы мальчика внезапно задрожали, и он поднял на меня полные слез глаза:
– А вдруг он умрет и навсегда исчезнет, как мама?
– Твоя мама умерла?
– Не знаю, – он отвел взгляд. – Она просто исчезла. Мне так Абигайль рассказывала.
–
– Нет, вторая папина жена.
– Может, стоит ей дать знать, что с вами случилось?
Жорик посмотрел на меня совсем хмуро и буркнул:
– Нет.
Я подала ему компот.
– Пей. Тебе сейчас нужно больше пить, чтобы восстановиться. Он сладкий и вкусный.
Мальчик недоверчиво посмотрел в кружку, но все же выпил содержимое. Я протянула ему пирожок и, пока ребенок не отказался, спросила:
– Ты не любишь Абигайль?
Он неопределенно пожал плечами.
– Не знаю. Она была неплохой, но тоже исчезла.
– В смысле?
– А в прямом, – рядом оказалась Люси и с азартом в глазах, будто выдает шикарную сплетню, сказала: – Женщины в доме графа Риярда долго не задерживаются. Исчезают в неизвестном направлении, и никто об их судьбе ничего не знает! – И сделала большие глаза. – Граф – страшный человек. Говорят …
– Неправда! – неожиданно взвился Жорик на ноги и сжал кулаки. – Кухарка, вон, у нас живет и ничего! И служанки тоже есть! Все живут! Никто не пропал! И отец у меня хороший! Слышишь, дура! Хороший и добрый! Дура, дура, дура! – ребенок уже кричал и тяжело дышал, готовый или кинуться на служанку, или сорваться с места и унестись прочь.
Я опешила от такой вспышки, а потом кивнула:
– Согласна с тобой, Жорик, дура она как есть.
– Она… А? – ребенок так растерялся от того, что с ним согласились, что осекся и захлопал глазами.
Люси же возмущенно захлопала глазами. Хорошо, что кухарка все это слышала и так перетянула ее полотенцем пониже спины, что она с визгом унеслась из кухни. Я благодарно посмотрела на женщину, которая укоризненно качала головой вслед глупой сплетнице, и поманила мальчика к себе:
– Иди сюда, я осмотрю твою повязку.
Жорик недоверчиво на меня покосился, но подошел. Я усадила его себе на колени и погладила по голове:
– Жорик, нельзя так остро реагировать на сплетни, хотя и очень хочется защитить своих близких хотя бы так.
– Мой папа хороший, – он упрямо посмотрел мне в глаза. – Очень!
– Я знаю. Другой бы и не стал спасать своего ребенка, забывая о себе самом и не замечая боли в раненой ноге. Но всем этого не докажешь.
– И что делать?
– Для начала нужно хорошо покушать, чтобы усилия отца по твоему спасению не прошли даром.
Я подвинула стул ближе к себе и усадила мальчика на него. Было видно, что он не привык к такой ласке и вот-вот убежит. Мне же хотелось потискать мальчишку – чем-то он напомнил мне моего сына в детстве. Загрустила, понимая, что больше никогда не увижу своих детей и внуков. И все же тоска на удивление не была дикой и острой. Или осознание случившегося меня все еще не накрыло? Не знаю, но жизнь продолжалась, и я верила, что мои близкие обязательно будут счастливы, пусть и без меня.