Нечаянные грезы
Шрифт:
Галина послушно надела его поверх своего узкого мини, туго затянула вокруг талии концы широкого жесткого пояса.
— Так не пойдет. Сзади морщит. Ну-ка снимай свой диор.
— Отвернись.
— И не подумаю. Я уже видел тебя совсем голой.
— Это не считается. Я спала.
— Что, слабо? А я-то думал, ты не из робких.
Это было сказано с вызовом, и Галина его приняла не раздумывая. Она стащила тяжелую голубую хламиду, набрала в легкие воздуха. Еще чуть-чуть. Задрала подол, под которым по обыкновению ничего не было, потянула его наверх и почувствовала,
— У тебя прекрасное тело, — услыхала она задыхающийся голос Андрея. В следующую секунду он грубо повалил ее на кровать. Она все еще делала безуспешные попытки освободиться от своего платья, а он уже впился зубами ей в живот, потом больно ущипнул за ягодицу. Наконец она выбралась из душного плена платья и увидела в нескольких сантиметрах от своих глаз его коротко остриженный русый затылок. В груди что-то екнуло, руки сами потянулись ласкать эти мягкие податливые волосы. Он овладел ею сразу и довольно грубо — точно так делали ее бывшие друзья. Она невольно подумала: «Блин, как же все остохерело!» Но очень скоро его движения стали плавными и неторопливыми. Ей было не просто хорошо — ее словно подмывало взлететь. Высоко. Подальше от всего того, что она испытала до этого. Потом Андрей поцеловал ее в губы, долго ласкал языком верхнее небо.
— Нравится? — спросил он, склонившись над самым ее ухом и обдавая его настоящим жаром.
— Очень.
— Я прочитал о таком способе в одной книге. Ты первая, на ком я его попробовал. Вообще в той книге очень много полезных вещей. Хочешь, дам почитать?
— Хочу.
— Сексу нужно учиться. Тогда это будет очень приятно. В Индии даже существуют специальные школы.
— Тоже скажешь! — Она хихикнула. — И чем они там занимаются на уроках?
— Не знаю. Я никогда не был в Индии. Наверное, любовью.
Она потянулась к нему и поцеловала в губы. Это был ужасно неуклюжий поцелуй, она это мгновенно поняла.
— Блин. Ну и дура же я.
Она рассмеялась.
— Ничего. Еще научишься. У нас впереди много времени. Слушай, а спеть тебе все-таки придется. Ну-ка надевай эту плащ-палатку…
— Эй, Кривцова, открывай! Да ты что, заснула? Я тебе еще от ворот сигналил.
Галя вскочила, повернула в двери ключ. Прибыла бригада «Скорой» с вызова.
— Смотри, она буйная, — сказал дюжий санитар, внося запеленутую в грязную смирительную рубашку женщину. О том, что это была женщина, а не мужчина, говорили длинные спутанные волосы. — Вкати ей что-нибудь покрепче. Эта стерва укусила меня за ухо.
Он положил женщину на пол и грубо пнул ногой. Она упала ничком и затихла.
— Домашний адрес, — тусклым, ничего не выражающим голосом спросила Галина, раскрыв регистрационный журнал.
— Степная, двадцать восемь. Академгородок. Девчонке всего шестнадцать. Видела бы ты, во что она превратила дом. Стервозина.
— Вы свободны, — сказала Галина санитарам. — Я сама с ней справлюсь.
— Да брось ты. Она тебя на куски разорвет. Это она только
В этот момент завыла сирена внутренней сигнализации, и оба санитара кинулись в коридор. Их шаги больно отдавались в висках Галины.
Она приблизилась к Мусе, лежавшей посередине комнаты лицом вниз, и сказала:
— Девочка моя хорошая, это я, Галина Кривцова. Что же они с тобой сделали?
Она присела на корточки, осторожно приподняла голову Муси. Губы девушки распухли и кровоточили, под левым глазом был большой синяк. Она смотрела на Галину невидящими глазами.
— Ты вся дрожишь. Я сделаю тебе реланиум.
— Нет! — громко вскрикнула Муся. — Вы все только и хотите, чтоб я забыла его, выкинула из головы. Все, все! Даже он! Но у вас ничего не получится, слышите? — Она вырвалась из рук Галины и больно стукнулась затылком о каменный пол. — Я его не забуду. Никогда!
— Я не хочу, чтобы ты забыла человека, которого любишь. Да это и невозможно, Марусенька. Я никогда не смогу забыть Андрея.
Она развязала рукава смирительной рубашки, заставила Мусю сесть, а потом и встать. Рубашка была из плотного, почти не пропускающего воздух материала, и Муся вспотела как мышь. Она была в джинсовых шортах и маечке, загорелая, как негритянка, Галя помогла ей сесть на кушетку.
— Что случилось? Только, пожалуйста, не возбуждайся. Хочешь, накапаю валокордина?
Муся молча кивнула. Галя вылила в стаканчик почти полпузырька, плеснула воды из-под крана. Она слышала, как стучат о край стакана Мусины зубы.
— Не могу проглотить, — сказала она и подняла на Галину полные слез глаза. — Там… там словно застряло что-то. — Муся несколько раз ударила себя кулаком по груди.
— Это у тебя спазм. Сейчас сделаю но-шпу.
— Я боюсь уколов. Я… ты обманешь меня. Ты сделаешь что-нибудь такое, от чего я его забуду. Я не имею права забыть его.
— Милая моя, если бы было такое лекарство, я бы давно… — Галина вдруг громко всхлипнула. — Да что там говорить. Нету такого лекарства, моя девочка.
— Правда? Но почему же тогда многие, да почти все, со временем забывают, как они любили? Почему?
— Кто тебе это сказал? Это неправда.
— Но ведь обычно люди женятся и выходят замуж за тех, кого не любят, рожают от них детей.
— Они делают это не потому, что забыли тех, кого когда-то любили.
Галя вздохнула, ловко срезала верхушку у ампулы с но-шпой, набрала лекарство в шприц.
— Дело в том, что мы все хотим выжить. В человеке заложен инстинкт самосохранения. Вот только я не знаю, зачем нам это.
— Я тоже хочу выжить. Очень хочу. Потому что тогда повторится все то, что было у нас, — быстро, давясь словами, заговорила Муся. — Я хочу, чтобы так было всегда. Нам было удивительно хорошо. Мы любили друг друга каждый миг. Я не смогу без него. И он без меня не сможет. Но он сказал, что не будет мне писать. Мама запретила. Она поклялась сообщить командиру полка, если Вадим напишет мне хотя бы одно письмо. Он испугался. Он на самом деле не будет мне писать. Что мне делать?