Нечаянный поцелуй

Беннет Сара

Лошадь потянулась к хозяину и обнюхала бархатистым носом его ладонь в поисках лакомства.

– Как его зовут? – тихо полюбопытствовал Раф, с восторгом глядя на лошадиную морду.

Генрих улыбнулся мальчику.

– Я зову его Агнец.

– Агнец? – повторил мальчик. – Это звучит не очень-то устрашающе, лорд Генрих. Я думал, что лошадь вроде этой должна именоваться как-то более… – Он вдруг замолчал и стрельнул в Генриха глазами, словно осознал, что проявляет невоспитанность. – Почему вы зовете его Агнцем? – спросил он быстро.

– Потому

что он бывает кротким, когда хочет. Но в остальное время больше похож на волка в овечьей шкуре.

Раф обдумал услышанное.

– А сейчас, как вы думаете, он будет кротким?

– Я об этом позабочусь.

Раф доверчиво кивнул. При мысли, что его видят в таком свете, Генриху стало как-то не по себе. Ему не хотелось становиться для кого-либо ангелом-хранителем и еще менее – приглядывать за сыном Дженовы. Он не подходил для этой роли и не имел желания нести ответственность. Однако он только что это сделал в ситуации с жеребцом. Напялил на себя одежку дядюшки-опекуна Рафа, если не ангела. Нет, только не ангела…

Генрих улыбнулся. Лорд Генрих Монтевой – ангел? Какая забавная мысль!

Приказав Рафу строгим голосом сохранять безопасную дистанцию, Генрих оседлал жеребца и вывел из стойла. Этим утром Агнец решил соответствовать своему имени и покорно проследовал за хозяином из конюшни, лишь единожды слегка вскинув передние копыта, когда заметил у двери корзину с котятами. Мамаша-кошка зашипела и выгнула спину, но они уже вышли во двор, и Агнец прикинулся, будто не заметил оскорбления.

Раф двигался за ними, широко раскрыв полные восторга глаза, стараясь держаться на почтительном расстоянии от огромных, лохматых копыт Агнца. Генрих посадил мальчика в седло и довольно усмехнулся, когда тот, заскользив вниз, вынужден был ухватиться обеими руками, чтобы усидеть.

Нет, реальная опасность ему, естественно, не грозила, Генрих успел бы подхватить ребенка.

– Теперь держись крепче, – предупредил он Рафа и провел жеребца медленным шагом немного вперед.

Счастливая улыбка радости грозила разорвать лицо Рафа пополам. Неужели мальчику так не хватает мужской компании, если круг по двору верхом на жеребце Генриха привел его в такой восторг? На самом деле в этом не было ничего особенного. Генрих не сомневался, что они могли бы справиться с чем-либо и посерьезнее. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что двор по-прежнему почти пустынный. Погода и ранний час не способствовали желанию слуг начинать рабочий день. Генрих посчитал, что ничего дурного не произойдет, если он вывезет мальчика за ворота, а потом вернется с ним обратно.

Продев ногу в стремя и перемахнув вторую через круп коня, Генрих сел позади Рафа и обнял его сильной рукой.

– Ну как, готов? – спросил он спокойно.

Раф кивнул, взметнув вверх пряди своих каштановых волос, и повернул к Генриху возбужденные зеленые глаза.

Генрих улыбнулся и мягко сжал пятками бока лошади, посылая Агнца рысью к воротам.

– Он такой большой, – заметил Раф.

– Очень большой.

– И

очень резвый.

Генрих снова улыбнулся:

– Да, очень резвый. Слишком резвый для тебя, Раф. А когда подрастешь, у тебя будет такая же лошадь, как эта.

Зеленые глаза мальчика приобрели задумчивое выражение.

– Вы можете в этом поклясться, лорд Генрих?

Генрих тотчас пожалел о сказанном. Не следовало клясться мальчику в том, что не в его власти. Раф – сын Дженовы, и Генрих не имеет к нему никакого отношения. Оказывать влияние на мальчика будет Алфрик! Все же Генриху хотелось сказать «да», хотелось заставить Рафа улыбнуться. Хотелось дать мальчику то, чего не было у него самого. И вдруг это эгоистичное желание стало для Генриха важнее, чем проблемы, которые могли потом в связи с этим возникнуть.

– Клянусь.

Раф просиял улыбкой. Генрих впервые понял, какая радость вызвать у ребенка улыбку. Может, он зря не обзавелся собственными детьми, думая, что они принесут только хлопоты и страдания. Может, время, проведенное с малышами, действует благотворно?

Некоторое время спустя в воротах конюшни остановилась Дженова, и сердце ее вдруг болезненно сжалось. Она искала Генри по всему Ганлингорнскому замку, а он здесь – сидит на перевернутом бочонке в конюшне у жаровни с ее сыном, оба над чем-то склонились, и Раф прижался к нему.

Кто бы мог подумать? Генри никогда не проявлял даже видимости интереса к Рафу. Дженова, хотя и любила сына всем сердцем, мирилась с его безразличием к сыну, как и с другими его недостатками.

Собравшись с мыслями, она направилась к ним. Снегопад прекратился, небо очистилось от туч, но дул яростный ветер. Даже в шерстяном плаще с подбитым мехом капюшоном Дженова чувствовала пронизывающий холод. Достаточно ли тепло одет Раф? Что, если он простудится? Дженова ускорила шаги.

– Раф?

Мальчик поднял голову, и его лицо озарила веселая улыбка. У нее подпрыгнуло сердце; Это происходило каждый раз, когда она смотрела на сына. В нем заключался смысл ее жизни, и она ни за что не могла подвергать его будущее опасности. По этой причине она должна позаботиться, чтобы в брачном контракте содержалась оговорка, что лорд Болдессар не будет иметь над ними власти, если Алфрику суждено умереть молодым.

– Мама, посмотри! – Ее сын в восторге указывал на что-то в руках Генриха. – У Рейвен детки.

Подойдя ближе, Дженова приподняла бровь. Генри держал в ладонях несколько пищащих, мяукающих созданий, а у его ног стояла, не сводя с него напряженного взгляда, большая пушистая черная кошка.

– Вижу, – выдавила из себя Дженова, чувствуя непонятное головокружение.

Генрих посмотрел на нее и криво улыбнулся, словно насмехаясь над собой, в то время как Раф возбужденно прыгал рядом, не в силах сдержать радости. Картина, которую они представляли – мужчина, ребенок и котята, – была странной и неожиданной. У Дженовы защемило сердце.