Нечаянный тамплиер
Шрифт:
Хотя сам Бейбарс и придавал большое значение укреплению армии, постоянно тренируя своих бойцов на нильском острове Рода, но это не значило, что и другие вожди мусульман относились к организации военной службы в своих собственных отрядах столь же серьезно. Потому армия шейха Халеда выглядела достаточно разнородной. Вместе с тяжелыми профессиональными всадниками на лошадях виднелись и бедуинские всадники на верблюдах, за ними ехали легкие конные лучники, а сзади шла наемная негритянская пехота, набранная откуда-то из Африки. Основной ударной силой являлись боевые рабы, которых называли «мамелюки». Это были профессионалы, вооруженные и снаряженные для боя не хуже рыцарей из Европы. Сам султан Бейбарс
Горный отрог изгибался, а тропа поднималась все выше и выше, и вскоре Григорий и Адельгейда выехали на каменную площадку, откуда открывался вид между понижающихся отрогов на замок Тарбурон и склон перед ним. Отсюда хорошо просматривалось сражение, которое уже началось. Камни и арбалетные болты обрушились на головы врагов, когда те неосторожно приблизились к подножью предгорного холма, на котором стояла полуразрушенная крепость. В рядах неприятеля поднялась паника, чем тут же воспользовался отряд рыцарей, выскочивший из засады. Перед атакой им раздали большие щиты и копья, отчего удар тяжелой кавалерии опрокинул треть сарацинских всадников, а негритянская пехота, тащившаяся сзади, не успевала поддержать головной отряд, попавший в ловушку. Но, исход сражения не был предрешен, потому что по дороге подходила вторая часть войска шейха.
Убедившись, что их никто не преследует, Григорий спешился и, подойдя к девочке, осторожно снял ее с седла. Он попытался объяснить Адельгейде, что, если они будут ехать так медленно, то сарацины непременно догонят их. А потому ей необходимо переодеться и сесть на лошадь нормально, обхватив ее ногами. Только вот, незадача. Девочка не желала следовать его совету. Он уже и не знал, как ее убедить, когда малышка внезапно предложила, коверкая слова старофранцузского:
— Я хотеть ехать, как отец возить меня.
— А как это? — спросил Григорий.
Она потянулась ручками к седлу его коня и показала, что хочет, чтобы Родимцев держал ее впереди себя. Антоний, конечно, выглядел крепким конем, но Григорий жалел его и совсем не хотел, чтобы животное несло лишнюю ношу. Он решил для себя, что когда они достаточно отъедут от замка и сражения, разразившегося под его разрушенными стенами, то пойдут пешком для того, чтобы поберечь лошадей. Но, пока ему пришлось согласиться на условия девочки, которая оказалась очень настойчивой. Привязав уздечку второй лошади к своему седлу, Григорий посадил немецкую девочку перед собой, боком, в той же позе, в какой она сидела сама на лошади. Теперь Гриша крепко держал Адельгейду левой рукой, а правой управлял конем. И они поехали немного быстрее. Хорошо еще, что девочка была тощей, а рыцарское седло оказалось достаточно просторным.
Солнце уже стояло достаточно высоко в ясном небе и сильно припекало. Григорий и без того постоянно потел под гамбезоном, а, прижимая к себе Адельгейду, ему делалось совсем жарко и хотелось раздеться. Но, он отчетливо понимал, что раздеваться никак нельзя. Он вспомнил, как носил бронежилет и каску на такой же жаре еще в Афганистане. Там ему, как командиру взвода разведчиков, тоже приходилось таскаться пешком по жаркой местности и по горам, где техника пройти не могла. А имущество, оружие и боеприпасы он и его бойцы тащили на собственных спинах. Если удавалось раздобыть лошадь, то это считались тогда просто роскошью. Ее нагружали и вели за собой по горным тропам, но почти никогда не ехали верхом. Кольчуге, конечно, было далеко до бронежилета по прочности, но, тем не менее, она могла защитить от стрелы на излете, как и от не слишком сильных колюще-режущих ударов. Белый тамплиерский плащ прикрывал спину и круп коня от солнца. А шлем в виде железной шляпы оказался довольно удобным в дороге тем, что его поля создавали хоть какую-то
Чтобы шлем не нагревался, Григорий повязал на него сверху белую тряпку, найденную в собственных седельных сумках. Он видел на каких-то старинных гравюрах, что рыцари применяли подобные «чехлы», обматывая шлемы какими-то накидками. Родимцев помнил, что именно от таких железных шляп, как у него, произошел знаменитый испанский шлем морион с гребнем. Правда, с четырнадцатого века подобные шлемы носили, в основном, пехотинцы. Его же боевая шляпа гребня не имела и походила, скорее, на немецкий айзенхут. Она неплохо защищала от ударов сверху, как он уже и сам убедился.
Чтобы солнце не напекло голову и девочке, Григорий кое-как уговорил ее накинуть капюшон от монашеской рясы. Еще он время от времени заставлял Адельгейду отхлебывать нагревшуюся воду из бурдюка, взятого с собой, чтобы она не получила тепловой удар. Потому что нельзя было допустить обезвоживание организма на такой жаре. Гриша знал, что в столь жарком климате взрослому человеку рекомендуется выпивать в сутки не менее пары литров жидкости, а ребенку — чуть поменьше.
По дороге Родимцев постоянно осматривался, опасаясь попасть в какую-нибудь засаду, опытным взглядом военного разведчика он замечал места, где врагам было бы удобно установить пулеметы, или даже арбалеты, чтобы простреливать тропу. Но, никаких пулеметов тут, к счастью, не имелось, мины тоже еще не изобрели, и им с Адельгейдой пока везло. Они успешно преодолели подъем по краю отрога, и к полудню впереди показался невысокий перевал. Там, судя по примитивной карте, кое-как нарисованной Дюрфором гусиным пером, находился постоялый двор. Едва завидев постройку, Григорий спешился и повел лошадей за собой. Снаружи людей не виднелось. Зато у тропы, которая в этом месте расширялась, лежал вниз лицом чей-то несвежий труп, раздутый и поклеванный воронами.
Адельгейда вздрогнула. Она вспомнила, что однажды уже проезжала здесь. Когда ее спас из лап сарацин, торгующих рабами, посол тевтонского ордена, пожилой рыцарь Вильгельм фон Гетцендорф. Посол проезжал со своей свитой в сторону той самой злосчастной долины, в которой жили люди ее народа. Гетцендорф просто выкупил девочку у работорговцев за золото. Она видела, как он отсчитывал несколько золотых монет бородатому караванщику, который был достаточно добр к ней, потому что не насиловал ее и не калечил, как других христианских девочек, угнанных в рабство. Скорее всего, он просто рассчитывал продать Адельгейду подороже, не каждый же день торговцу людьми попадается дочка барона.
Тевтонский посол старался договориться, чтобы сарацины оставили немецкое поселение в долине в покое, и дали возможность проживать немцам дальше на этом месте, просто выплачивая налоги не христианским правителям, а мусульманским. Но, что-то пошло не так. Сарацины разозлились и убили всех жителей, зарезав всех мужчин и некрасивых женщин, а красивых девушек и детей угнав в рабство. Самого посла, который защищал людей до последнего, распяли на кресте. Ей же чудом удалось вырваться, получив удар от охранника саблей по лицу.
Она потеряла сознание, а крови из ее раны на лице натекло очень много, и Адельгейду сочли мертвой. Она не знала, сколько пролежала там, но когда пришла в себя, то в маленькой долине остались одни трупы. Сарацины ушли, но она очень боялась, что они вернутся. Потому она спряталась в нору под мельницей и просидела там вместе с крысами, боясь высунуться наружу непонятно сколько времени. Пока, как ей казалось, не сошла с ума от боли и страха. Адельгейда даже плохо помнила момент, когда ее спасли тамплиеры. И она до сих пор не могла до конца прийти в себя. Ведь все эти ужасы и еще многие другие, которые произошли с ней до этого, стояли у девочки перед глазами.