Нечеловеческий фактор
Шрифт:
— Ты доктор наук, учёный! — мама заволновалась. — С тебя сын пример взял и ещё всё берёт, и берёт. Не говори этих уголовных или пролетарских слов: «Побухай», «Очко сыграет». Фу-у!
— Слушай, батя! — Коля взял стакан. Там было сто пятьдесят налито, глотнул разом и занюхал. Хлеб вернул. — А ботинки ведь натурально не мои. Кто-то уходил, сильно похмельный, и перепутал. Я с кровати соскочил последним вообще. Что осталось, то и надел. Но в этих моя ступня, я только заметил, гуляет от носка к пятке сантиметра по три туда-сюда. Причём носки-то
— Новые купишь, — сказал отец и пнул ногой в тапочке по задубевшей коричневой коже. — Как камень. Не гнутся, наверное? Ну, ладно, беги! Такси прямо за домом поймаешь. Они тут по светлой улице всегда катаются.
Николай ещё раз всех расцеловал, счастья пожелал и здоровья. Забрал у бати портфель и побежал прямо на Стромынку. Там уж точно такси днюют и ночуют. Бежалось быстро, но трудно. Нога гуляла в ботинке и это мешало держать равновесие.
— Сразу после праздника в Домодедово и в командировку? — улыбнулся таксист.
Коля достал из портфеля билет, перебросил его в нагрудный карман отцовского пиджака.
— Я сам москвич. После института распределили в Алма-Ату. Это в КазССР, если не знаете. Лечу вот с праздника. К друзьям специально приезжал. Мы каждый год вместе встречаем Новый у одного друга. Хата большая и живёт один.
— Ни хрена так, — водитель окинул Николая странным взглядом. — Тебя после института первым секретарём ЦК распределили? Билет рублей пятьдесят стоит, да?
— Пятьдесят шесть, — Коля перебрал в портфеле бумаги. Завтра надо будет дописать доклад на форум республиканских производителей. Увидел там тонкую коробку. Достал. Это мама угостила сына конфетами «Грильяж в шоколаде». Любимые его конфеты с детства. — Я на все дни рожденья родителей и ребят своих летаю, на восьмое марта, на свой день, когда родился. Короче — раз пятнадцать за год выходит.
— И где ж ты пашешь? Кто может так часто не по делу платить за тебя Аэрофлоту?
— Летаю на свои. Николай засмеялся, — Я зам. директора крупного завода, доктор наук скоро буду, профессором в политехе Алма-Атинском. Лекции там читаю по химии.
Таксист повернул направо и впереди очень близко нарисовалось длинное здание, над которым синим перламутром сияли буквы из стеклянных трубок, заполненных неоном: «Аэропорт Домодедово»
— И сколько получаешь? Извини, конечно, — ещё раз внимательно изучил внешность Коли таксист. — Тебе вроде ещё и тридцати нет.
— Ну, где-то около семисот рублей как начальник. Плюс надбавка за учёную степень, плюс премия каждый квартал, ну, ещё за лекции в институте платят. — Журавлёв Николай почувствовал, что хвастается. Хотя говорил без эмоций. Как о неважном кинофильме. — В общем, выходит слегка за тысячу триста.
— Таксист выключил счётчик, остановился точно напротив входа в порт и спросил.
— Сколько настучало видел?
— Нет, не смотрел я. — Коля сунул пятерню в карман пиджака. Туда переложил все деньги.
—
— Да я постоянно так езжу. Восемь рублей всегда на счётчике. И тридцать пять копеек, — Коля удивился и стал смотреть на таксиста с огромным вопросительным знаком во взгляде.
Четвертак, я сказал! — водила ухмыльнулся. — Я за такие деньги, какая у тебя получка, сдохну тут вот, за рулём, не отходя от педали газа. Не буду соображать где лево, где право, и заработаю инфаркт от перенапряга сил. А ты вон цветущий хоть и с похмелья, лощёный, молодой, кирпичи явно не таскаешь и баранку сутками не крутишь.
— Десять, — сказал Журавлёв и отвернулся.
— Я сейчас вон того «мусорка» позову и скажу, что ты пытался у меня выручку отобрать дневную. А успеешь убежать, поймаем в аэропорту. Тебе ведь улететь надо. Ради экономии четвертака ты ж не побежишь в тёмные дворы назад?
— Да не обеднею, — Николай кинул таксисту на колени двадцать пять рублей. — А тебе они поперёк горла встанут. Потому как нечестные денежки.
Он хлопнул дверцей «волги», вошел в зал и услышал голос девушки-информатора.
«Закончилась регистрация билетов на рейс триста семь по маршруту Москва — Семипалатинск — Алма- Ата. Опоздавшие должны пройти регистрацию за пять минут. Или билет аннулируется».
Журавлёв, проклиная таксиста, который его задержал, успел доскакать до стойки и зарегистрироваться. Через полчаса он уже летел в кресле номер тридцать шесть в Семипалатинск. Ступни внутри ботинок стучались то пальцами об твёрдый носок, то пяткой об похожий на железо задник.
— Ничего, — Николай снял ботинки и поставил рядом. — Меньше надо пить. В Алма-Ате совсем брошу. А то и грядущий чин профессора будет мне великоват как эти ботинки.
Почти до самого Семипалатинска он спал крепко, тяжелым похмельным сном и видел какие-то жуткие сновидения. Страшные. Будто кто-то отрубает ему голову, но никак не может отрубить. Кровь вокруг, куски мяса и костей от головы. Кошмар. Наконец голова разлетелась на части и кто-то выплеснул ведро крови Николаю в лицо, которого уже не должно было существовать.
Журавлёв вскрикнул и проснулся.
— Вам плохо? — Спросила соседка, женщина лет пятидесяти. Учительница по взгляду и осанке.
— Пока не знаю, — ответил Коля. — Посмотрим.
И стал глядеть в иллюминатор, за которым как в телевизоре, не выключенном на ночь, летела вровень с самолётом унылая серая рябь, заслоняющая собой и облака, и планету.
Глава шестая
В декабре Лёха не ночевал дома шесть раз. Ну, в ноябре тоже примерно так же. А начались походы мужа налево с ночёвками и загулами на пару дней примерно полгода назад, через пару месяцев после свадьбы. Начальник отдела института «КазГосгорпроект» Алексей Иванов женился на изящной стюардессе Алма-Атинского подразделения Аэрофлота Галине Сёминой.