Нечисть в деревне. Ведьма

Cheshirra

— И что это было? — изумленно поинтересовалась она. Я пожала плечами, не желая признаваться себе, что меня это задело. Действительно задело. Наверное, какой-то частью, слишком глубоко запрятанной даже для себя, я надеялась, что он сможет принять эту часть мира. Что мы сможем… Черт его знает, на что я надеялась.

— Не трогай его, — удивляясь собственному спокойствию, я пропустила Нику в дом. На разложенных по полу листах бумаги разлегся кот. — У него другой мир. Не наш.

Сестрица некоторое время молчала, хотя я видела, что периодически

ее просто распирало от желания высказаться, но вместо этого мы обе остаток ночи посвятили своим делам: я делала особенно сложную настойку от катаракты, хотя знала, что она никому не пригодится, Ника — копалась в бумажках. Ни одна из нас до самого утра не легла спать — возможно, поэтому, появление Гришки в шестом часу утра не застало нас врасплох.

— Не спите, — ввалившись в дом, он привычно пристроился на моем стуле и протянул руку к моей кружке. — Отлично. Тут ночью такое случилось…

— Бабка померла, — утвердительно ответила я, садясь напротив и передавая ему его кружку в обмен на свою. — Есть будешь?

Под утро я проголодалась и потому сейчас в печке стояла еще горячая капуста с грибами. Гришка кивнул.

— А вы откуда знаете?

— Участковый сказал, — пожала плечами Ника, не настроенная на беседы. — Инфаркт.

— Ага, как же, — фыркнул парень презрительно. — Мне Анька — соседка ее — сказала, бабка так орала, будто ее режут.

Мы переглянулись.

— А теперь в дом заходить боится, — продолжал Гришка, не замечая наших переглядываний. — Говорит, там какая-то чертовщина творится… Вы уверены, что колдун мертв?

Я вспомнила его развороченную грудную клетку и подавила приступ тошноты.

— Да, — Ника все же поднялась с колен, садясь между нами. — Только он был не один…

На то, чтобы рассказать Гришке все, что мы успели узнать, ушло немного времени. Гораздо больше ушло, чтобы немного пригладить имеющиеся факты в удобоваримую теорию. Звучала она, по словам того же Гришки, примерно так:

— То есть у колдуна была сообщница, которая помогала ему находить местных заблудших овец, — по очереди смотря то на меня, то на сестрицу, высказался парень: — Среди них Антон, Генка, видимо, я? А твоя бабка?

— Ее он поймал сам, — уточнила я. За окном давно рассвело, Машка уже управилась, получила порцию радикулитной мази для бабки и умчалась с котом по пятам. — Она была первой.

— Ага. Затем ему понадобилась помощь, потому что знакомства священника весьма ограничены, да и подозрений на него пасть не должно. Он связывается с бабкой Настасьей, та выполняет за него всю черную работу.

— Зачем? — Ника, включившись в обсуждение, сияла глазищами, весьма отвлекая парня. — Я имею ввиду, зачем ей ему помогать?

— Он ей платил, — я задумчиво болтала ложкой в кружке с чаем и вспоминая что узнала из записей псевдосвященника. — Делился силой. Много ли надо деревенской ведьме? Вот откуда странные активаторы, твоя сущность, между прочим, тоже, — кивок передернувшемуся Гришке.

—

Да, но кто тогда убил ее? — Гришка недовольно чихнул. Тяжелый травяной дух стоял в доме с самой ночи. — Если ее действительно убили…

— Убили! — хором заверили мы.

— Тогда был кто-то третий, — парень почесал нос, еще раз чихнул и вопросительно уставился на нас. — Кто? И не много ли нечисти для забытой деревни?

— А оборотень и ведьма в одной семье тебя не смущают? — фыркнула Ника, разваливаясь на стуле. Короткий халатик, в котором она щеголяла по дому, задрался до неприличия, выбив остатки мозгов из Гришки. Я сверкнула на нее глазами. — И вы слишком буквально все понимаете. Третьим в этой компании никогда не был человек.

Мы уставились на нее.

— Это сила. Твари, загнанные в клетку и оттого очень злобные, — пожала плечами Ника. — Священник с трудом держал их на привязи, мы изгнали туда, откуда они пришли, а ваша ведьма, видимо, попыталась воспользоваться силой как обычно.

— И они ее сожрали, — передернувшись от этой картины, я вцепилась руками в горячую кружку. В теплом, натопленном доме неожиданно стало очень холодно и неуютно. Мы молча допили чай. Гришка поднялся со стула и с надеждой спросил:

— Получается, все и правда закончилось?

— Получается, — не слишком уверенно, словно пробуя слово на вкус, сказала Ника. Я промолчала.

— Лады, — широко улыбнувшись щербатым ртом, Гришка заметно повеселел: — Тогда приходите вечером в баню.

Мы обещались прийти и он отправился восвояси. Я сходила проверить как там мое хозяйство, собрала яйца, а, вернувшись, застала Нику за почти собранной сумкой.

— Уезжаешь?

— Завтра, — пояснила сестрица. — Пойду, с участковым поговорю, может, отвезет…

Я проводила ее глазами. Не то чтобы я сильно расстроилась от ее предстоящего отъезда, но и особой радости (как ожидалось) от этого факта я тоже не испытывала. Тревожно было оставлять ее одну, без присмотра. Зная сестрицу, она в очередной раз куда-то влипнет… Но и продолжать жить вместе я была не готова. В конце концов, мне хотелось покоя — и я его получу.

Участковый, видимо, отошел, а может, ему нужно было в город, но вернулась Ника весьма довольная. Баня тоже удалась на славу — я все-таки добралась до парилки (предварительно запершись на засов) и едва там не уснула, переполошив голову.

Уже вечером, распаренные и сонные, мы расстались с Гришкой у моста и побрели к себе.

В ночном воздухе чувствовалось приближение морозов: перилла моста и деревья покрылись инеем, река белела толстым слоем льда.

— Я так понимаю, возвращаться ты не собираешься, — остановившись посреди моста, сестрица перегнулась через перилла, силясь рассмотреть что-то в пробитой рыбаками полынье. Оттуда изредка плескало черной водой и иногда казалось, что мелькало чье-то лицо. Я невольно задалась вопросом: что происходит с русалками зимой? То-то они по весне такие злобные…