Нечистая сила
Шрифт:
– А вон мадерца, – узрел он. – Плесни-ка мадерцы.
Юсупов, чтобы исправить свою ошибку, хотел наливать мадеру в бокал с ядом, но Распутин неожиданно заартачился:
– Лей в эту, из которой я уже пил.
– Да ведь нельзя мешать крымское с мадерой.
– Лей, говорю. Ты ни хрена не понимаешь.
Феликс доказал, что нервы у него крепкие. Одно неверное движение, и бокал, из которого пил Распутин, упал и разбился.
– Ну вот, – заворчал Гришка, – ты хуже коровы…
Мадеру с цианистым калием он пил с особенным удовольствием, причмокивая, похваливал. Потом сказал:
– Чего
– Погоди. Придет.
– Налей-ка еще, – протянул Распутин бокал…
С неохотой съел пирожное с ядом. Понравилось – потянулся за вторым. Юсупов внутренне напрягся, готовый увидеть перед собой труп. Но Распутин жевал, жевал… Он спокойно доедал восьмой птифур. И, поднося руку к горлу, массировал его.
– Что с тобою? – спросил Юсупов в надежде.
– Да так… першит что-то.
«Распутин преспокойно расхаживал по комнате. Тогда я взял второй бокал с ядом, наполнил его вином и протянул Распутину. Тот выпил его с тем же результатом… Внезапно его лицо исказилось яростью. Ни разу я не видел его таким страшным. Он вперил в меня взгляд, полный сатанинской злобы… Между нами как будто шла безмолвная, таинственная и беспощадная борьба».
– Чаю подавать? – спросил Юсупов.
– Давай. Жажда началась… мучает…
Увидев на тахте гитару, он попросил спеть ему. «Мне нелегко было петь в такую минуту, однако я взял гитару и запел:
Все пташки-канарейки так жалобно поют,А нам с тобой, мой милый, разлуку подают.Разлука ты, разлука, чужая сторона,Никто нас не разлучит, одна сыра земля.Подайте мне карету да сорок лошадей,Я сяду и поеду к разлучнице своей…»В это время наверху Пуришкевич сказал:
– Ничего не понимаю… При чем здесь песни?
– Я тоже, – поддержал Дмитрий, – не могу уяснить, что там творится. Если Распутин мертв, то не сошел же Феликс с ума, чтобы распевать над покойником дурацкие песни. А если Распутин жив, тогда для меня остается загадкой назначение цианистого калия… Ничего не поделаешь – надо сидеть и ждать.
Часы отмечали половину третьего. Юсупов уже стал бояться, что заговорщики, не выдержав напряжения, ворвутся в подвал.
– Я схожу посмотрю, что там у моей жены…
Капитан Сухотин держался молодцом, а доктор Лазоверт скис. Сначала он нервно мотался по комнатам, пересаживаясь из одного кресла в другое, потом осунулся и стал белым-белым.
– Господа, мне дурно, – сознался он. – Никогда не думал, что могу быть такой тряпкой. Стыжусь… простите меня…
Два Георгия украшали грудь этого врача, не раз смотревшего в лицо смерти. Но одно дело – война и фронт, другое – убийство. Пуришкевич посоветовал ему выйти на двор, умыться снегом. Лазоверт спустился к автомобилю, где упал в обморок и долго лежал на снегу. Юсупов тем временем поднялся наверх.
– Что-нибудь одно: или наш Распутин действительно святой или… Будь проклят Маклаков, давший нам калий! Яд беспомощен.
Великий князь сказал, даже с облегчением:
– Видать, не судьба! Отпустим Гришку с миром… Будем искать случая расправиться с ним в ином месте.
– Тогда зачем же вся эта комедия? – вспылил Сухотин.
– Отпустить? – забушевал Пуришкевич. – Ни в коем случае! Если животное загнали на бойню, значит, надо выпустить кровь… Второй раз его так удачно не заманишь… зверь хитрый. А живым он отсюда выйти не должен!
– Но как же быть? – растерянно спросил Митя.
– Я его расстреляю. Я размозжу ему череп кастетом…
Со двора пришел Лазоверт, малость очухавшийся от холода, и ему вручили каучуковую гирю – дар Маклакова.
– Доктор, вы будете бить его этой штукой.
– Благодарю за доверие. Я постараюсь…
Дмитрий прокрутил барабан револьвера. То же сделал и капитан Сухотин. Юсупов сунул в карман браунинг. Пуришкевич с кастетом и «соважем» возглавлял процессию убийц, которую замыкал доктор Лазоверт, торжественно несущий над собой дурацкую гирю для гимнастических упражнений… Внизу громко рыгал Гришка.
Пуришкевич писал: «Мы гуськом (со мною во главе) осторожно двинулись к лестнице и уже спустились было к пятой ступеньке», когда Юсупов задержал это комическое шествие, здраво сказав:
– Господа, для этого хватит и одного человека…
Он вернулся в погреб. Распутин тяжело дышал.
– Как самочувствие? – любезно осведомился хозяин.
– Жжет что-то… першит… изжога…
Очевидно, яд все-таки подействовал на этого зверя.
Но Юсупов недоумевал, как великий провидец не мог заметить браунинг в его руке, заложенной за спину. Он сказал:
– Гости ушли. Ирина сейчас спустится к нам…
Обдумывал, куда целить – в висок или в сердце?
– А ты еще не смотрел хрустальное распятие?
– Какое?
– А вот это… – показал ему князь.
Распутин охотно склонился над распятием.
Выстрел!
Юсупов стрелял несколько сверху, и пуля, войдя в Распутина, прошла через легкое, едва не задев сердце, после чего застряла в печени. [27] Гришка издал протяжный рев, но продолжал стоять на ногах. Феликс толкнул его – он упал на медвежьи шкуры. Заговорщики, услышав выстрел, почти кубарем ссыпались вниз по лестнице. При этом кто-то из них плечом задел штепсель – электричество погасло, впотьмах Лазоверт налетел на князя и громко вскрикнул («Я не шевелился, – писал Юсупов, – боясь наступить на труп…»).
27
На судебном процессе кн. Ф. Ф. Юсупова в США (1965 г.) на вопрос адвоката, сколько сделано выстрелов в Распутина, князь после долгого размышления дал ответ, что выстрелил дважды. Очевидно, это ошибка – выстрел был сделан один.