Нечисти

О`Санчес

Они ждали Леху. В коленках у него возникла противная, ослабляющая дрожь, в голове зашумело. Ему стоило немалых усилий делать шаги по направлению к ним и не спотыкаться. Умеренная злоба, почти нулевая опаска, вялая готовность увечить – Леха втянул в себя весь ком эмоций, исходящий из базарных «реваншистов», и мгновенно «завелся», как это обычно с ним бывало в экстремальных ситуациях, соскочил с резьбы.

– А кто меня ждет? Каторый ыз вас дэвушкам?

Он, почти на бегу, вцепился пальцами в сложенную дубинку, резко развел руки, выдвигая ее на весь аршин, отпустил левую ладонь, и в то же мгновение палка-чудесница дернулась в правой руке и с сухим стуком разбила голову ближайшему парню, невысокому, но «бычастому», жирно-накачанному. Тот только и успел, что ойкнуть, перед тем

как упасть на выщербленный, в грязных помоечных потеках асфальт. Было еще светло, при желании все происходящее можно было наблюдать чуть ли не с противоположного конца «Апрашки»; наверное, кто-то этим не преминул воспользоваться. Но Леха, который довольно часто бывал в «денежках», волей-неволей знал о местных порядках: ментуры не будет до тех пор, пока все само собой не утрясется. Сегодня этот ментовский служебный стиль его не возмущал, напротив, он на него надеялся. Дубинка своими резкими и неожиданными рывками то и дело норовила растянуть ему кисть, но тем не менее из руки не выскальзывала, держалась как приклеенная. Пару раз Леха угадал ее намерения, проворно сопроводил рукой, и эффективность удара от этого моментально повышалась: падающие даже ойкнуть не успевали. Леха для страховки то и дело повторял про себя первоначальный приказ: «не насмерть», но дубинка, похоже, строгалась мастерами, дело знала и поставленных пределов не переходила – била куда надо и с заказанным эффектом. И только Леха успел почувствовать свою деревянную соратницу, распробовать эффект взаимопонимания, – как противники кончились. Леха с немалым усилием преодолел сопротивление (двое вырубленных зашевелились, один попытался встать) дубинки, сдвинул концы ее в прежнее, «спящее», положение, посчитал поверженных – одиннадцать баранов, легонечко пнул под ребра ставшего на четвереньки.

– Брателло, пятнадцать минут вам на сборы, не более. Не успеете срыгнуть в означенный срок – ваши проблемы. Леха присел на корточки, спиной к невольным зрителям из околоденежкиной тусовки, чтобы перегородить им обзор, и продолжил наводить понты: дал сигнал Аленке. Та высунулась из-под воротника Лехиной рубашки, на мгновение вздулась одной головой и раскрыла пасть так, чтобы верхние клыки смотрели прямо в глаза очухавшемуся было парню. Руки у того подломились, и он ткнулся лбом в крышку канализационного люка; однако сознание слабонервный «лохотронщик» потерял мгновением раньше и поэтому боли от новой травмы почувствовать не успел.

– Страх, Аленка, страх! Давай, насылай… Внушать невидимо и на расстоянии беспричинный страх на некоторое время – была такая особенность у Аленушки, и Леха ее «вспомнил» (спасибо дяде Саше Чету), когда к делу пришлось, но он понятия не имел, как это все должно выглядеть в конкретном приложении. Аленка исправно сипела у него под рубашкой, шевелилась чего-то, и Леха, погодив для верности еще с десяток секунд, встал и пошел обратно в клуб. До полночи оставалось еще минут сорок.

Толпа у входа поспешно раздвинулась, и Леха даже возгордился на мгновение под ошалелыми взглядами.

– Ну ты даешь, – вползвука, как бы про себя сказал ему охранник (и Леха услышал его даже сквозь рок-н-ролльные завывания Маленького Ричарда), но ни в голосе его, ни в эмоциях не было восторга. Леха даже почувствовал секундное колебание клубного аргуса: «пускать, не пускать…», все-таки свежие впечатления и здравый смысл перевесили, потому как любая инициатива, выходящая за рамки прямых, прописанных в инструкции обязанностей, вредна рабочему человеку; и Леха, убедившись, что его любимый столик, который он почему-то называл про себя «Шериф», никем не захвачен, пошел опять за чебуреками и третьей кружкой пива.

У бандитствующих тоже есть своя бюрократия, с «хождениями по инстанциям», с «приемными часами», и «на сегодня» Леха не опасался продолжения мордобойным событиям. А завтра его уже в городе не будет. Да и вообще… Еще вопрос, кто кого должен теперь бояться…

Тем временем «Чупы» отдышались, слегка оттянулись халявным пойлом и вновь полезли на сцену – осуществлять смычку чухонского прононса и американского языка под аккомпанемент довольно громких музыкальных инструментов. Играть им оставалось меньше

получаса, и они, словно обретя второе дыхание, дружно, во всю мощь хреначили удалыми пальцами в смычковые, щипковые и ударные. Толпа теперь вовсю плясала меж столиков, но трезвых среди них было все еще очень много.

Уже у стойки Леха вдруг передумал и вместо пива взял литровую коробку с черносмородиновым соком, а опустошенную кружку попросил сполоснуть.

– Да возьми лучше бокал, на, Леш!

– А? Не, из кружки прикольнее, спасибо. Прикольнее, говорю! Спасибо! Что? Еще бы… У этих микрофоны, у тебя микрофон, а я вживую надрывайся! Все, пошел!

– О-о… Руся! Корова сдохла, что ли? Откуда ты нарисовался? – Леха прислушался к внутреннему голосу: возникший возле столика парень, Руся, нервничает и очень боится… Это было бы и не удивительно, поскольку Руся, он же Руслан Пинчук, Лехин знакомый по университетской компании, еще с прошлого года занял у него тысячу рублей на два дня и до сих пор не отдал, предпочитая врать при случайных пересечениях и давать такие же бесстыдные обещания… В последний раз, при встрече, Леха даже двинул ему кулаком под ребра, но взамен обещания и денег получил лишь искреннюю клятву «отдать завтра»… Леха слышал от кого-то, что вроде бы Руся начал водить компанию с «торчками», и мысленно уже распрощался с надеждами когда-либо «возвернуть свои кровные»… И вот теперь… – Отдать хочет, точняк! Драку видел.

– Я у тебя «тонну» брал… Вот… Ну возвращаю. Десять сотен, пересчитай пожалуйста… – Леха протянул руку за деньгами, быстро пересчитал. Хотелось сказать что-то такое язвительное, отмщающее и при этом небрежное, рожденное острым умом и силой, но мысль, застигнутая врасплох, не хотела прыгать с языка, тормозила…

– Проценты за мной, Леха, честно, у меня семь колов осталось на дорогу и все. Я понимаю, что по жизни перед тобой на счетчике, но – абсолютно пустой, эти – специально занял. – Леха опять напрягся для верности: не врет, занял, и нету больше… Какие проценты он имеет в виду? Сам на себя их накинул, что ли?

– А хочешь – «марочку», в счет расчета? А потом на днях две сотни еще добью, чтобы с процентами закончить?

– Да не нужны мне твои пр… Какую еще марочку?..

– Не кричи, пожалуйста… – Руся дернулся взглядом, вплотную наклонился к сидящему Лехе. – Обыкновенную «марочку», кисло-сладкую… Супертрипповая, испытано…

Десятки раз, от знакомых и незнакомых людей, «на халяву» и за деньги получал он предложения: «пыхнуть», «ужалиться», «подышать», «съездить за грибочками»… Один раз даже «понюшкой-дорожкой» пытались угостить… Если у Лехи и возникал при этом соблазн, то – слабенький, умозрительный, вовсе не способный справиться с тем чудовищным страхом перед наркотой, что выработался в нем под влиянием маминых нотаций и собственного опыта общения с «распробовавшими»…

А вот сегодня – вдруг согласился.

Алкоголь – тоже дурь, наркотик, но с ним сложнее. Вон дядя Петя, родитель покойный, отъявленным энтузиастом был «ентого дела», а возраст эпохами мерил, а разум и аппетит не утратил, и мышца на нем была – в качалку не ходи! Но дядя Петя вообще был по жизни монстр, если непредвзято оценивать…

– А как оно на пиво ложится?

– Никак не влияет, мухи отдельно, тараканы отдельно…

Однако и с алкоголем Леха был себе на уме: пил очень осторожно, твердо соблюдал меру в частоте и количестве, предпочитая пиво и кислый красный сушняк. Было дело – однажды, на выпускном, нализался до рвоты, досрочно завершив праздник, и мама за ним до утра убирала и ухаживала с тазиком наготове. С тех пор – нет, только чтобы по запаху от трезвого отличить…

Но не было сил возвращаться в пустой дом, где почти все по-прежнему, где кактус в последний раз еще мама поливала; и кактус этот жив-здоров и пить пока не просит. Невыносимо отгонять от себя мысли и воспоминания, пытаться заснуть, когда… Опять до утра терпеть и носом шмыгать, будто барышня бессильная! Завтра он к бабке поедет, все-таки там, в другой обстановке, эмоционально полегче будет, а сегодня как-нибудь здесь перекантуется.

Нет, ну один-то разъединственный разочек можно «двинуться» молодому перспективному колдуну из хорошей семьи?