Нечто прекрасное
Шрифт:
– Я собирался отвести тебя в одно итальянское место тут в городе, но на улице стало достаточно прохладно, чтобы…я…я просто хотел потусоваться и узнать тебя вместо того, чтобы меня перебивал официант. Так что я сделал это, – сказал он, кивая на заднее сидение. – Надеюсь, все в порядке.
Я напряглась, медленно оборачиваясь, чтобы увидеть, о чем он говорил. В центре сидения, пристегнутая ремнем безопасности, стояла накрытая плетеная корзина на плотно сложенном одеяле.
– Пикник? – спросила я, не в силах скрыть удивление и восторг
Он выдохнул с облегчением.
– Ага. Это хорошо?
Я развернулась на сидении, подпрыгнув один раз, обратившись лицом вперед.
– Посмотрим.
Шепли привез нас на частное пастбище к югу от города. Он припарковался на узкой гравиевой дорожке и вышел из машины, чтобы открыть замок на воротах и толкнуть их. Двигатель Чарджера зарычал, когда Шепли поехал по двум параллельным полосам голой земли посреди акров высокой травы.
– Ты проделал тут дорогу, да?
– Эта земля принадлежит моему дедушке и бабушке. У подножья есть пруд, куда мы с Трэвисом раньше ходили на рыбалку.
– Раньше?
Он пожал плечами.
– Мы самые младшие из внуков. Мы потеряли обе пары своих дедушек и бабушек к тому времени как учились в средней школе. Я не только был занят спортом и уроками в старшей школе, но и чувствовал, что неправильно рыбачить тут без дедушки.
– Мне жаль, – сказала я. У меня еще есть все мои дедушки и бабушки, и я не могла представить, что потеряю их всех.
– Обе пары? Три пары, ты хотел сказать? – сказала я, задумавшись вслух. – О боже, извини. Это было грубо.
– Нет, нет …это обоснованный вопрос. У меня постоянно такое спрашивают. Мы дважды кузены. Наши отцы братья, и наши мамы сестры. Я знаю. Странно, ага?
– Нет, на самом деле очень круто.
Проехав через маленький холм, Шепли припарковал Чарджер под тенистым деревом меньше чем в десяти метрах от пруда площадью около пяти акров. Летняя жара помогла вырасти полевому хвощу и кувшинкам, а вода была прекрасна, морщась от легкого бриза.
Шепли открыл мне дверь, и я ступила на свежескошенную траву. Пока я осматривалась, он нырнул на заднее сидение, появившись вновь с корзинкой и лоскутным одеялом. На его руках не было ни одной татуировки, в отличие от его покрытого чернилами двоюродного брата. Я задумалась, нет ли у него татуировок под рубашкой. Потом мне внезапно захотелось стянуть с него одежду, чтобы найти ответ.
Он одним взмахом расстелил одеяло, которое идеально легло на землю.
– Что? – спросил он, – Это не…
– Нет, это удивительно. Я просто…это одеяло такое красивое. Не думаю, что должна на него садиться. Оно выглядит совсем новым.
Ткань была все еще накрахмалена и на ней виднелись складки.
Шепли выпятил грудь.
– Моя мама сшила его. Десятки таких. Она сшила его для меня, когда я окончил школу. Это точная копия, – Его щеки порозовели.
– Копия чего?
Как только я спросила, он вздрогнул. Я старалась не улыбаться.
– Это увеличенная версия
Он закрыл глаза и кивнул.
– Ага.
Я села на одеяло и скрестила ноги, похлопывая место рядом с собой.
– Иди сюда.
– Не думаю, что могу. Кажется, я только что сгорел от стыда.
Я посмотрела на него, прищуривая один глаз от луча солнца, светящего сквозь листья дерева над нами.
– У меня тоже есть одеяльце. Марфин у меня под подушкой в общежитии.
Его плечи расслабились, и он сел, ставя перед собой корзинку.
– Блэйк.
– Блэйк ?
– Кажется , я пытался сказать «блэнк », и в какой –то момент это стало Блэйком. (*Blank – от англ. пустой, чистый)
Я улыбнулась.
– Мне нравится, что ты не соврал.
Он пожал плечами, все еще смущенный.
– У меня это все равно не очень хорошо получается.
Я наклонилась, легко толкнув его плечо своим.
– Это мне тоже нравится.
Шепли просиял и открыл корзинку, достав накрытую тарелку с сыром и крекерами, а потом бутылку зинфанделя (*сорт калифорнийского вина) и два пластиковых бокала для шампанского.
Я подавила смешок, и Шепли хихикнул.
– Что? – спросил он.
– Просто…это самое милое свидание, на котором я когда –либо была.
Он налил вино.
– Это хорошо?
Я положила сыр на крекер и надкусила, кивая, и затем отпила вино, чтобы смочить горло.
– Определенно ставлю тебе пятерку за старание.
– Хорошо. Не хочу, чтобы это было настолько мило, что я окажусь во френдзоне , – сказал он, почти про себя.
Я слизнула крекер и вино со своих губ, глядя на его. Воздух между нами изменился. Он стал тяжелее…наэлектризовался. Я наклонилась к нему, и он безуспешно попытался скрыть удивление и возбуждение в своих глазах.
– Можно тебя поцеловать? – спросила я.
Его брови взметнулись вверх.
– Ты хочешь…ты хочешь поцеловать меня? – Он осмотрелся, – Прямо сейчас?
– Почему нет?
Шепли моргнул.
– Просто у меня, эм…никогда не было девушки…
– Тебе со мной неловко?
Он быстро замотал головой.
– Это определенно не то, что я сейчас чувствую.
Он накрыл ладонью мою щеку и притянул к себе, не колеблясь ни секунды. Я немедленно открыла рот, пробуя влажность внутренней стороны его губ. Его язык был мягким, теплым и имел вкус сладкой мяты.
Я промычала, и он отстранился.
– Давай, эм…я сделал сэндвичи. Тебе нравится ветчина или индейка?
Я коснулась своих губ, улыбаясь, а затем сделала невозмутимое лицо. Шепли выглядел возбужденным в самом хорошем смысле этого слова. Он протянул мне квадратик, завернутый в вощеную бумагу, и я осторожно развернула уголок, продолжая тянуть, пока не увидела белый хлеб.
– Слава богу, – сказала я, – Белый хлеб лучший!
– И не говори. Терпеть не могу цельнозерновой.
– К черту белизну и калории!