Неделя в декабре
Шрифт:
— Известен, — согласился Трантер, — и безнадежно перехвален. То, что у нас называется ПМ.
— А что это?
— Псевдоирландская мутотень.
— Не понимаю.
— Не важно. Забудьте о нем.
— А вот этот? — спросил Молоток. — Здесь сказано, что он дважды получал премию Ассоциированного королевского.
— Нет-нет. Кошмарная креативная писанина. Жуткий, вычурный фигляр. Сомерсет Моэм для бедных, все его ключевые моменты выглядят прискорбно неправдоподобными.
Вид у Молотка стал
— Понимаю. Возможно, меня ввели в заблуждение. Я руководствовался тем, что нашел в интернете.
Трантер фыркнул:
— Господи, это уж мне родео недоумков. Привал помешанных. Если бы кто-то изобрел детектор, позволяющий выявлять писанину чокнутых графоманов, и использовал его в качестве интернет-фильтра, Всемирная паутина лишилась бы девяноста процентов трафика.
Молоток вглядывался в острое, лисье лицо стоявшего рядом с ним человека. Большую часть произносимого им понять было попросту невозможно. И Молотку показалось странным, что этот мастерски владеющий словом джентльмен даже не попытался изменить свою манеру речи так, чтобы за нею можно было уследить.
— Этот? — спросил он, беря еще один расхваленный на все лады роман.
— О боже, — сказал Трантер. — Человек, который обратил слово «анальный» в составную часть слова «банальный». Сочинитель страдающих запором рассказиков, которые умоляют, чтобы их сочли многозначительными. Его трагедия в том, что он не прирожденный «европеец». Ему следовало бы подвизаться в рекламе.
Так оно и шло, книжка за книжкой. «Претенциозный и сентиментальный… хотелось бы, чтобы он вылез из клозета и перестал, ради всего святого, притворяться, будто его мелкотравчатые лесбиянки — это и вправду женщины».
В конце концов из приобретенных миссис Хайн книг осталось на столе лишь три-четыре, а Молоток начал понемногу терять терпение. Он протянул Трантеру книгу, автор которой был известен даже ему.
Трантер взял ее, покачал головой и бросил книгу обратно на стол.
— Телевизионный сценарий, в который вдохнули малую толику жизни, — сказал он.
К двум последним он не удосужился даже прикоснуться.
— Барбара Пим, в которую долили воды… Ну а такие и вовсе пишутся километрами…
— Что же, мистер Трантер, — сказал Молоток, — похоже, я подошел к осуществлению моего замысла не с того конца.
— Тут нет вашей вины, — ответил Трантер. — Все это — завсегдатаи книжного рынка, которым мирволят правящие круги литературы.
— Ну хорошо, — сказал Молоток, — а кого из ныне живущих британских писателей вы могли бы мне порекомендовать?
Трантер поскреб подбородок, отчего щетина тихо зашуршала под его ногтями.
— Из ныне живущих — никого, — ответил он. — Разве что из недавно скончавшихся. Они ведь тоже наши современники — в своем роде.
Вошла Назима с подносом.
— Дорогая, это мистер Трантер. Моя жена, Назима.
На миг Трантера и Назиму охватила неловкость, оба не понимали, следует ли им пожать друг дружке руки, однако это прошло, как только Молоток обнял жену за плечи и подвел ее к столу.
— Мистер Трантер говорит, что я зря трачу время на этих авторов, — сообщил он. — Что ни в одном из них нет ничего хорошего.
— Но что, если они нравятся ее величеству? — спросила Назима. — Тебе стоит прочитать их, чтобы ты мог поговорить с ней о ее любимцах.
Молоток улыбнулся:
— Моя жена — очень умная женщина, не правда ли? Возможно, эти писатели и впрямь так дурны, как вы говорите, и все-таки, мистер Трантер, мне необходимо иметь о них какое-то представление. Даже если все они — мошенники.
— Ну, общее представление я вам дать могу, — ответил Трантер. — Составить своего рода путеводитель по жульническим трюкам, если угодно.
— Хорошо бы также выяснить, каких писателей она любит, — сказала Назима.
Молоток взглянул на Трантера. Тот снова поскреб подбородок:
— Помнится, ей нравится Дик Фрэнсис.
— А кто это?
— Автор беговых триллеров. Знаете, конские бега.
— Завтра попрошу миссис Хайн купить несколько его книг. Он много их написал?
— Несколько тысяч.
— Хорошо. А еще я хотел бы почитать и кого-то из великих авторов. Узнать их для себя, не только ради ее величества. Мне очень хочется, чтобы чтение стало для меня жизненной привычкой.
— В таком случае, думаю, нам стоит заняться викторианцами, — сказал Трантер. — Диккенсом, Теккереем, Троллопом. Джорджем Элиотом.
— И вы не назовете их пустозвонами, не скажете, что они писали километрами?
— Нет-нет. Во всяком случае, не Теккерей.
— Я об этих писателях слышала, — сказала Назима.
— Моя жена очень начитанна, — пояснил Молоток. — Скажи ему, кого ты прочитала.
— Для нашего экзамена, — сказала Назима, — нам предложили выбрать между книгой Айрис Мердок…
— Ну еще бы, — перебил ее Трантер, — великолепный образчик возвышенной подделки.
— «Говардс Эндом»…
— Ммм… — промычал Трантер. — Это какой же из Говардсов? Чей именно «энд», мы, я думаю, знаем.
— Произведением Вирджинии Вульф…
— О боже. Гибрид литературной девицы с психопаткой. И на чем же выв итоге остановились?
— На «Портрете художника в юности».
Трантер рассмеялся.
— Если затрудняетесь с выбором, берите ирландца, — сказал он. — Образчики ПМ всегда пользуются спросом.