Неделя зимы

Бинчи Мейв

— Может, вы просто прячетесь в панцирь и не даете мужчинам шанса получше вас узнать, — предположил он.

— Возможно. Понимаете, я вовсе не синий чулок — ничего подобного. Просто так складывается жизнь.

— Я ничего такого и не думал.

— Моя настоящаяпроблема — это родители. Они слишкоминтересуются моей жизнью. Мне все труднее скрывать от них свое раздражение.

— О, родители вечно суют нос в дела детей.

Такова их натура, — несчастным голосом откликнулся Джон.

— Но вам с вашей дочерью, похоже, удалось урегулировать этот вопрос.

— Ничего подобного. Я мечтал о совсем другой судьбе для нее. Я хочу, чтобы у нее было все самое лучшее, но понимаю, что не могу ничего изменить. Я и так много всего натворил.

— А какие родители были у вас?

— Никаких. Я понятия не имею, кто мой отец, а мать бросила меня и так и не вернулась.

— О, простите. Мне очень жаль. — Орла протянула руку и накрыла его ладонь своей. — Я такая глупая! Я не знала. Извините меня.

— Ничего страшного. Я просто пытаюсь объяснить, почему придаю такое значение семье, — ответил Джон. — О своей матери я знаю только то, что она говорила на итальянском и шестьдесят лет назад оставила меня, завернутого в одеяльце, на пороге приюта. Я постоянно думал о ней: надеялся, что она жива, и пытался понять, почему она от меня отказалась.

Рука Орлы все еще лежала на его руке. Она стиснула его пальцы в своих в знак солидарности.

— Я уверена, что она тоже думала о вас. Я это знаю.Посмотрите только, каких вершин вы достигли! Она могла бы вами гордиться.

— Правда? Как вы совершенно справедливо заметили, я достиг славы, но она не приносит мне ни радости, ни счастья. Думаю, моя мать предпочла бы для меня жизнь более спокойную. И счастливую.

— Давайте заключим сделку, — предложила Орла. — Я постараюсь быть более снисходительной к мужчинам. Не буду заведомо считать их всех занудами или негодяями. Применю ваш американский прием: воспринимать посторонних так, будто они твои друзья, с которыми ты просто пока что незнаком.

— Прием не только американский… — осторожно заметил Джон.

— Хорошо-хорошо. В общем, я перестану с отвращением отвергать даже мысль о том, чтобы куда-нибудь пойти с одним из ужасных братьев или дядьев О’Хара. Попробую дать им шанс. Как по-вашему, это будет правильно?

— Вполне. — Он улыбнулся ее прямоте.

— Вы же,в свою очередь, станете наслаждаться своей славой. Людям приятнопознакомиться со знаменитостью, Джон. Видите ли, жизнь обывателя довольно скучна. Встреча со звездой для нас — большое событие. Попробуйте это понять

и проявляйте больше душевной щедрости.

— Обещаю. Я не смотрел на это с такой стороны.

— Да, что касается вашей дочери: думаю, вам стоит поговорить с ней о любви — как вы только что говорили со мной. Мне бы ужасно хотелось, чтобы мой отец мог говорить вот так.

— Раньше и я так не говорил, — ответил он.

— Нет, но сейчас самое время начать. Попробуйте сказать, что хотели бы познакомиться с ее друзьями, если это не смутит ее или их. Могу поспорить — ей будет приятно.

— Признаться честно, я боюсь, что она меня отвергнет.

— Но я-то собираюсь дать шанс мужчинам, которые могут отвергнуть меня. Это же сделка, забыли?

— Ладно. Но вы должны стать помягче и к родителям тоже. Ваши предки, конечно, сводят вас с ума, но они искреннежелают вам добра.

— Я попытаюсь. Конечно, за такое меня надо будет при жизни возвести в ранг святых, но я попробую, — рассмеялась Орла.

Они скрепили свой договор рукопожатием, а потом сели в машину и покатили обратно в Стоунхаус.

Их путь лежал мимо местного гольф-клуба. Несколько особо рьяных игроков уже бродили по полю. У ворот был припаркован ярко-розовый потрепанный фургон.

— Ну надо же, Фрэнк уже тут — пьет свой горячий виски, — вздохнула Орла.

Внезапно Джон резко затормозил.

— Пожалуй, я тоже не откажусь от горячего виски, — сказал он.

— Вам нельзя, вы не член клуба. К тому же, сейчас еще утро.

Но Джон уже припарковал машину и решительно шагнул в главные двери.

Встревоженная Орла бросилась за ним.

За стойкой бара на табурете сидел всклокоченный старик, читавший газету через большую лупу. Когда входная дверь с шумом распахнулась, он поднял глаза и увидел, как в бар входит какой-то незнакомец чуть за пятьдесят, в дорогой кожаной куртке.

— Так-так, а вот и он, старина Фрэнк Хэнратти, не сойти мне с этого места! — сказал тот.

— Хм… Да? — Даже люди, прекрасно знавшие Фрэнка, редко заговаривали с ним, не говоря уже о незнакомых.

— Как поживаете, Фрэнк, дружище?

Фрэнк осмотрел его с головы до ног.

— Вы Корри Салинас, — воскликнул он, не веря собственным глазам.

— Ну да. Кто же еще!

— Но откуда вы знаете меня?

— Вчера подслушал один разговор в пабе. Там говорили, что вы большой поклонник кино, и вот сегодня я наткнулся на вас в клубе.

— Но как вы узнали, что я здесь? — Бедняга Фрэнк был потрясен.

— Разве это не ваш фургон во дворе? — из уст Джона это звучало как нечто само собой разумеющееся.