Неделя зимы
Шрифт:
Главная улица Стоунбриджа состояла из домов в два-три этажа, выкрашенных в разные цвета. Найти пабы не представляло никакой сложности, но сначала Андерс с Фредой решили заглянуть в маленькое кафе. Они оживленно беседовали, делясь впечатлениями об остальных постояльцах Стоун-хауса.
Андерс заметил, что Фреда ни разу не упомянула о причинах, по которым решила поехать в отпуск, однако проявила недюжинную наблюдательность в отношении других гостей. Доктор с женой, сказала она, покачав головой, очень грустят — недавно им пришлось пережить чью-то смерть. Она сама не могла объяснить, откуда
На ланч они отправились в один из пабов; там им подали по громадной миске мидий, источающих великолепный аромат, и свежий хрустящий хлеб. Потом, словно по какому-то молчаливому сигналу, коренастый краснолицый мужчина, сидевший в углу, вышел на сцену со скрипкой и заиграл. Концерт начался.
Поначалу количество музыкантов превосходило число посетителей паба, однако постепенно стали подходить новые гости. Главное веселье ожидается вечером, но многие любят поиграть после обеда, и двери паба открыты для всех. Музыка, поначалу тихая и ненавязчивая, становилась все ритмичнее и громче. Какая-то пара вышла танцевать, и вот уже Андерс попросил гитару и сам сыграл и спел несколько шведских песен. Он научил остальных словам, и все с энтузиазмом принялись ему подпевать.
Немного стесняясь, Андерс сказал, что привез с собой один традиционный шведский инструмент, на котором может сыграть завтра вечером. Конечно, если им интересно его послушать…
Когда Андерс вернулся за их столик, Фреда бросила на него загадочный взгляд.
— Один-два раза в неделю для десятка человек? — сказала она так тихо, что он едва разобрал ее слова за общим шумом. — Очень сомневаюсь.
Очень быстро Андерсу начало казаться, что он прожил в этих краях уже много лет. Американец и правда оказался Корри Салинасом — он путешествовал инкогнито и представлялся Джоном. Две женщины, Винни и Лилиан, на второй день путешествия чуть не утонули и их пришлось спасать из пещеры; Андерс все пропустил, так как вечером играл в пабе на никельхарпе.Его много раз вызывали, требуя исполнить новые мелодии. Джона-Пола он так и не встретил, хотя заглядывал по очереди в оба паба.
Наконец, в один из визитов он спросил у морщинистого старика, игравшего на ирландской дудке, не знает ли он одного местного парня по имени Джон-Пол.
Конечно, знает. Его все знают — очень славный человек. К их беседе немедленно подключились еще четверо музыкантов. Все они знакомы с беднягой Джоном-Полом. Тот безвылазно сидит на своей ферме в Роки-Ридж с отцом, которому как ни старайся, все равно не угодишь. Старик вечно твердит о том, что надо было ему эмигрировать много лет назад, и ругает всех на чем свет стоит.
— А разве Джон-Пол не приезжает в город поиграть на волынке?
— Он не показывался тут уже несколько месяцев, — заметил один из мужчин, печально качая головой. — Как-то раз мы все вместе заехали за ним на фургоне, но он сказал, что не может оставить отца одного.
На следующее утро Андерс узнал у Чикки, как добраться до Роки-Ридж и попросил упаковать ему ланч
— Наверняка Джон-Пол захочет вас угостить, но на всякий случай лучше захватить немного еды, — ответила она.
Путь оказался длиннее, чем он ожидал; Андерс сильно устал, пока добрался до большой, немного неряшливой старой фермы. На дворе не было ни души. Пока он шел к двери, несколько кур с возмущенным квохтаньем разлетелись в разные стороны, недовольные тем, что их потревожили.
За столом на кухне сидел старик, читая газету сквозь увеличительное стекло. У его ног лежала лохматая овчарка. Она больше напоминала коврик, чем живого пса.
— Вы не скажете, где мне найти Джона-Пола… — начал Андерс.
— Понятия не имею. Похоже, полстраны ищет его. Он уехал с самого утра и с тех пор от него ни слуху ни духу. Кстати, я Мэтти, его отец, и я до сих пор не обедал, хотя уже три часа.
— В таком случае я Андерс, и у меня с собой ланч, так что мы можем перекусить.
Андерс развернул вощеную бумагу, в которую Чикки упаковала для него еду.
Там оказалась холодная курица, сыр и приправа чатни. Андерс заварил чай, сел за стол, и они с невозмутимым видом принялись за еду — со стороны могло показаться, что для отца Джона-Пола нет ничего удивительного в том, чтобы его угощали ланчем туристы из Швеции.
Они говорили о сельском хозяйстве, которое сильно изменилось за последние годы, об экономическом кризисе и о коттеджах, построенных недальновидными О’Хара и теперь стоявших пустыми; напрасно те были такими жадными и самонадеянными. Мэтти рассказывал о других своих детях, устроившихся за границей. Он сказал, что Шеп, их пес, от старости ослеп, но для него всегда найдется место в их доме.
Он поинтересовался состоянием сельского хозяйства в Швеции, и Андерс ответил, как мог, объяснив, что плохо разбирается в этом вопросе. В душе он, скорее, городской житель.
— Тогда что же привело вас сюда? — удивился Мэтти.
Андерс объяснил, что познакомился с Джоном-Полом во время автобусного турне.
— Он любил свой старый автобус, и работа ему нравилась: раскатывал себе по пабам, свободный словно птица. Он даже хотел открыть собственный паб, но потом передумал — решил заявиться сюда, чтобы выжать последние шиллинги из этого места, — фыркнул старик, неодобрительно тряся головой.
Андерс почувствовал, как злость закипает у него в душе. Вот, оказывается, какая благодарность ждала Джона-Пола за то, что он принес в жертву собственную жизнь. До чего же несправедливо устроен мир!
Сдерживая раздражение, Андерс попытался объяснить, что на самом деле Джон-Пол просто хотел помочь отцу.
Мэтти, прищурившись, глянул ему в лицо.
— Вы, часом, не собираетесь купить нашу ферму?
— Вообще-то нет. А что, вы ее продаете?
— Продал бы, если б мог. Сегодня же вечером ноги бы моей тут не было.
— И куда бы вы отправились, Мэтти?
— В пансион Святого Иосифа. Это вроде дома для престарелых, в городе. Меня навещали бы знакомые, я бы жил не один. А вместо этого я торчу тут, в Роки-Ридж, с Джоном-Полом, который вкалывает от зари до темна, и ради чего? Каких-то жалких крох!