Недетские игры
Шрифт:
Шаевский не успел подумать, что они, кажется, облажались, как Ромшез подтвердил мелькнувшее догадкой предположение.
– Код. Возможно, блокировка.
Как выражался Воронов: если лучшие просрали, то что говорить об остальных…
И тот полковник прав, и этот… тоже прав.
– Ждем! Форс уходит. – Валанд был возмутительно спокоен.
Или, что выглядело более вероятным, знал то, что не было известно им.
Виктор мог бы сообразить и раньше!
Когда они оказались около Райзера, тот был еще жив. И даже торжествующей
Вроде как переиграл.
Умер каперанг спустя несколько минут, не ответив ни на один из заданных мнимым десантником вопросов. Лишь произнес, прежде чем вздохнуть в последний раз: «Ненавижу».
В отличие от Шаевского, во взгляде Валанда не было заметно разочарования, словно подтверждая предположения, что у этой игры были совершенно иные задачи. И, кажется, Шаевский начал догадываться, зачем именно их принесло на Зерхан.
Он-то ладно, давно знал, что Шторм – тварь, каких поискать, но зачем тому надо было втягивать во все это Элизабет?!
* * *
Оборачиваться я не стала, даже не видя, могла представить себе эту картину. Аристократично развалившийся на заднем сиденье шеф. Обманчиво добродушный, с лениво блуждающим по тебе взглядом…
Все женщины Службы были влюблены в помощника директора Геннори Лазовски. Исключения оказались весьма редки, я – одно из них. Причина проста, как ясный день. Я его боготворила!
Как ни старалась скрыть от него свои чувства, мне это не удалось, за что и расплачивалась. Ровер отучал меня от этой глупости, используя весь арсенал возможностей, которые у него были. Некоторая снисходительность к моей персоне со стороны Геннори доводила меня обычно до с трудом контролируемой ярости, что нисколько не мешала продолжать им восторгаться. Даже в этом он был великолепен.
До отеля мы добрались в рекордные сроки. Он молчал, я – тоже, но это было нелегко.
В номер вошла первой, Ровер задержался по пути. Вряд ли проверяясь, скорее сжалившись.
Передышка вышла короткой, но и этих двух минут хватило, чтобы собраться с мыслями.
Наивная! Шеф не был бы шефом, не умея добиваться своего. Одна секунда, и мне вновь пришлось возвращать сбежавшее при виде него самообладание.
Окинув холл быстрым взглядом, Ровер подошел к тахте и, скинув обувь и бросив элегантный пиджак на кресло, с явным удовольствием растянулся на ней, заставив наблюдать за невиданным доселе зрелищем.
– Докладывай.
Стиснув зубы, включила сканер и глушилку.
Говорить пришлось долго. Странник требовал обстоятельности в перечислении фактов и конкретности в выводах.
С первым проблем не возникло, а вот со вторым…
Все, что касалось Райзера и Горевски вкупе с взаимодействием с разведками и противостоянием с ними же, укладывалось в десяток четких тезисов, с остальным – значительно хуже. Одни догадки и предположения. Но такие, что вполне можно объявлять чрезвычайное положение и вводить войска.
В удовольствии произнести то, что думала,
Потомки каторжан, и не только с Шираша, имели в идентификационных карточках особую отметку. Заставив аналитическую систему проанализировать огромнейший массив данных, я не обнаружила свидетельств того, что этот факт оказывал какое-либо значимое влияние на их материальное положение, возможность получить образование или работу, продвигаться по служебной лестнице.
Так было еще два стандарта назад. Пять-семь случаев на сто, без малейшего намека на какую-либо закономерность. Значение имели совершенно иные факторы, но никак не происхождение.
На текущий момент ее уже можно было четко проследить. До девяноста эпизодов среди малоимущих и до шестидесяти – в среднем классе.
Несмотря на некоторое волнение, закончила я уже спокойно. Какая разница, его кабинет в Штаб-квартире или люксовый номер отеля на Зерхане!
Ровер словно и не заметил наступившей тишины. Продолжал лежать, закинув руки за голову, и смотреть в потолок. Настолько домашний и уютный, что от нехороших предчувствий просто сжималось сердце.
Машинально начала считать, иногда помогло. На этот раз… не очень. Ровер умел блокировать свои эмоции, так что ощутить его состояние я не могла, но для этого хватало и иных признаков. Мой начальник был просто взбешен. Хорошо еще, я к этому не имела никакого отношения.
– Плохо, – вздохнул Ровер, до конца выдержав паузу. – Очень плохо.
Оскорбленно приподняла бровь, только после этого сообразив, что он не видит моего лица.
Пришлось спросить:
– Что плохо?
– Все плохо, – тут же отозвался Странник, садясь. – Ты действовала непрофессионально. Журналистка, но никак не оперативник Службы. Те парни – не лучше. Единственный, кто четко оценивал ситуацию, Шторм. Но от него ничего другого и не ожидалось.
Злиться и доказывать, что в тех условиях у меня не было иной возможности, – бесполезно. Если Ровер сказал: «Плохо», – лучше сразу принять как данность. Спорить – вызвать его гнев. Вызвать гнев… лучше сразу застрелиться. До тех пор, пока не дойдет, что именно было «плохо», будешь сидеть в офисе и перебирать бумажки.
– Я могу услышать о своих ошибках?
Тот посмотрел на меня с легким интересом.
Я взгляд отводить не стала. Ему стоило сразу понять, что я не отступлю.
– Одну, но весьма существенную.
Пока он нагнетал обстановку, успела сделать предположения. Слабые места этой операции я и сама была в силах оценить. Чего стоила только недооценка Райзера. Милый дядюшка… Да и о собственной безопасности я не побеспокоилась. Влезть в игру сумела, а просчитать, что наш субъект может слететь с катушек, – даже не подумала.
Оправдания у меня были – иная специфика деятельности, но я о них даже заикаться не собиралась. То же самое, что самой себе вынести приговор и тут же привести его в исполнение.