Недетские игры
Шрифт:
– Женя, – посмотрел Шилов на Джексона, – ты – то же самое – по врачам.
– Дело мы заводим или район? – спросил Джексон.
– Какой, на хрен, район? Шум уже такой стоит, что в Москве слышно. В семь надо докладывать «первому», а в восемь справка должна уйти в Министерство.
– Кто ее там ночью будет читать? – усмехнулся Егоров. – Лунатики?
– Еще вопросы имеются?
– Дурацкие можно? – уточнил Василевский. – Я по поводу ордена.
– Ты еще про отмену бесплатного проезда спроси. Если больше вопросов нет, то – вперед. Родина
– Как всегда, – вздохнул Джексон, первым направляясь к выходу из кабинета.
***
В то время как Шилов проводил совещание, за две тысячи километров от него Скрябин перешагнул порог оперчасти Учреждения УЩ-349/13 – так официально именовалась «ментовская зона». Замначальника оперчасти принял Стаса радушно, напоил кофе и сообщил, что опер, непосредственно курирующий Петрухин отряд, сейчас в отпуске, но кое-что он и сам может сказать. Среди заключенных Петруха имеет определенный авторитет, на контакт с администрацией не идет, успел за драку посидеть в штрафном изоляторе.
– «Греют» его? – спросил Стас.
– Были только две посылки от матери. И переписывается он только с ней. – Глядя в зарешеченное окно просторного, но очень мрачного и холодного кабинета, замнач немного подумал и высказался: – В принципе, может быть, тебе и удастся его разговорить. Есть в нем что-то такое… надломленное. С моим опытом это чувствуется. Прежде чем сюда лететь, могли бы и с нами связаться, мы бы сами попробовали. Или не доверяете?
– Да ну, о чем разговор! Просто когда еще удастся за казенный счет прокатиться? Да и не в нем одном дело. Со мной следачка приехала, ей тоже нужно нескольких человек допросить.
– Следачка? Молоденькая? – Замнач понимающе усмехнулся. – А чего она не пришла?
– Она сперва в «шестерку» ( Женская колония рядом с Нижним Тагилом.) поехала. Завтра, наверное, к вам.
– Ну, мы всегда рады хорошим гостям. С культурной программой помочь? Сам понимаешь, с нами тут многие дружат, так что отдых организовать – не проблема. Хоть в городе, хоть за городом. Денька на три в горы, на базу отдыха – вы как?
– Спасибо. Только мы, наверное, долго у вас не задержимся. – Предложение было заманчивым ровно настолько, насколько и неприемлемым. Хотя… Да нет, никак не получится! Даже предлагать Татьяне это не стоит. Тем более что – Скрябин вспомнил, как они утром позавтракали в гостиничном буфете и разъехались в разные стороны, – вообще непонятно, как она относится к тому, что было ночью. С ним самим все понятно, он уже и не помнит, когда чувствовал себя таким счастливым, как нынешним утром. А вот она как будто о чем-то жалела…
Отогнав эти мысли, Скрябин вернулся к работе:
– Когда с ним можно поговорить?
– Можно сейчас. Но лучше, конечно, вечером.
– Что, Петр Олегович изволят почивать?
– Петр Олегыч изволят трудиться. Танк делают. Т-90.
– Хм, это как? Для побега?
– Для армии. У нас договор с танковым заводом, уже два года. Иностранцы шум
Скрябин утвердительно кивнул, и замначальника снял рубку внутреннего телефона. Отдав распоряжение, он еще минут двадцать посидел со Скрябиным, а потом запер сейф и поднялся из-за стола:
– Беседуйте, не буду вам мешать. Если хочешь, можешь кофе его угостить. И бутербродами – я сейчас скажу, чтобы их принесли из нашей столовой…
Войдя в кабинет, Петруха хотел доложить по всей форме, что осужденный такой-то, статья такая-то, срок двадцать лет, явился… Но узнал Стаса и замер, недоверчиво глядя, как он хозяйничает у маленького стола, на котором дымились две кружки кофе и стояла тарелка с бутербродами.
– Здорово, Петруха, – Скрябин, продолжая размешивать сахар, через плечо посмотрел на бывшего коллегу; а он сильно изменился! Заметно похудел, слегка осунулся, но главное – взгляд. Глаза у него… В общем, разговор действительно может получиться толковый. – Заходи, присаживайся. Я в гостинице позавтракать как следует не успел. Составишь компанию? Колбаса свежая, так что бери, не стесняйся…
Петруха напряженно опустился на жесткий стул, снял с головы и бросил на стол кепку. Со свистящей ненавистью в голосе сказал:
– Что ж ты меня, сука, так дешево подставляешь? Пацаны запах унюхают – в «барабаны» запишут.
– Да ладно тебе! – махнул рукой Стас, ставя перед ним кружку и кладя бутерброд. – Все знают, как ты героически молчал на следствии и на суде.
Петруха посмотрел на угощение, как на яд, и плотнее прижался к спинке стула.
– А если бы я тебя подставить хотел, – продолжил Стас, – то я бы, наверное, придумал что-нибудь посущественнее. Как ты считаешь?
Петруха промолчал, отводя взгляд.
– Как сидится?
– Сядь, посиди – узнаешь.
– Говорят, ты в авторитете.
– Я всегда в авторитете! – Заявлено было громко, но словам не хватало внутренней убежденности.
– И с воли помогают?
– А ты у «кума» забыл об этом спросить?
– Спросил, конечно. Две дачки за полгода, и те – от матери. Больше она не может, пенсия не позволяет.
– Мать не трожь, сволочь!
– Ты меня не сволочи. Или забыл, как мою мать прирезать хотели?
– Это все Утюг. Он напрочь отмороженный был…
– А ты, значит, ласковый? У меня живот до сих пор болит.
– Чего, посчитаться приехал? Ну давай, мочи! – В Петрухином голосе промелькнули нотки истерики, и Скрябин поморщился:
– Дурак ты! Ты свое уже огреб…
– Еще мораль мне читать будешь!
– Мораль тебе нужно было в детстве читать, сейчас поздно. У меня к тебе деловой разговор. Ты ведь неплохим опером был когда-то. Что к чему и как делается, понимаешь. Время подумать у тебя было. Короче, мне нужен взрывник.
Петруха медленно покачал головой и отвел взгляд.