Недобрый час
Шрифт:
На лице повитухи боролись противоречивые чувства. Мошка предположила, что Ключники платят за ценные сведения.
— Увы, дорогуша, боюсь, ты права. — Госпожа Прыгуша прикусила губу. — Но что нам делать? — Посмотрев на Мошку, она ласково вздохнула и принялась вытирать платком грязные щеки девочки. — Давай сегодня выбросим эти заботы из головы. Пока мы ничего не можем решить. Вы с гусем останетесь тут… — Повитуха глубоко вздохнула и покачала головой. — Ладно, вместе что-нибудь придумаем.
«Вместе» прозвучало музыкой для Мошкиных ушей. «Вместе» — это сила. Братство. Чем нас больше, тем безопаснее.
«Это Ночной Побор. Тут любой союз — это яичная скорлупа. Госпожа Прыгуша — добрая женщина, пока ее доброту не сожрали страх, отчаяние, усталость души. Тут каждый сам по себе, сказала Кляча. Ну и редька с ней», — подумала Мошка.
— Госпожа Прыгуша? — позвала девочка. Когда повитуха придвинулась к ней, девочка перешла на шепот. — Есть ниточка надежды. Пусть не канат, но больше ни вам, ни мне, ни мистеру Кленту, ни дочери мэра положиться не на что. Лучезара Марлеборн где-то в ночном городе, и я знаю имена тех, кто ее похитил. За их головы и ее спасение назначена награда. Ее хватит, чтобы вы оплатили десятину, а мы — пошлину за выход из города. Завтра в Ночной Побор прибудут друзья Лучезары. Они спасут ее, если будут знать, где искать. Вот почему я появилась тут первой. Мне нужна ваша помощь, вам — моя, а Лучезаре — наша. Чтобы найти Лучезару Марлеборн, у нас есть время до ночи святого Пустобреха.
Госпожа Прыгуша поведала Мошке о ряде проблем:
— Во-первых, нам не обойтись без одного конкретного человека. Она знает всех, у нее острые глаза и чуткие уши, будто мать ее была зайцем. Но позвать ее мы не можем. Более того, нам придется скрывать от нее свои планы.
— Что? Кто? Почему?
— Тихоня. Помнишь Тихоню? Она в прошлый раз помогла вам выбраться из ночного города.
Мошка при всем желании не забыла бы девушку с когтями и тот рассвет, когда они неслись за ней сломя голову.
— Она помогла бы нам найти злодеев… не будь она дружна с Брендом Эплтоном. Да, я о нем слышала. Поговаривают, самый опасный радикал, призывает людей жечь амбары. Тихоня каким-то образом подружилась с ним.
— Думаешь, она участвовала в похищении?
— Вряд ли… но человек она сложный, всякое может быть. И резкая, как пуля. Не попадайся ей на глаза, иначе придется отвечать на кучу неудобных вопросов.
Мошка уважала и опасалась девушку с когтями. Она признала, что с удовольствием числила бы ее среди союзников и не хочет видеть ее среди врагов.
— Подозреваю, эти ждут подходящего момента, чтобы завербовать ее, — добавила госпожа Прыгуша; по тому, как она прошептала слово «эти», Мошка догадалась, что речь идет о Ключниках. — Во время «рассветных забегов» ее ни разу не поймали, но наверняка они в курсе. Тут такое дело. Через Ночной Побор на восток идет тонкий поток контрабанды вроде шоколада. Понятное дело, они собирают с него мзду. В ночном городе такую роскошь никто не может себе позволить, а вот в Дневном Поборе найдутся люди, готовые платить. Насколько я понимаю, эти контролируют черный рынок дневного города, и цены там кусаются. Лишь Тихоне хватает отваги, чтобы заниматься
Мошка прикусила губу. Если юная контрабандистка шоколада уже попалась на заметку Ключникам, тем более следует избегать ее.
— Что вы знаете о Бренде Эплтоне? Где его можно найти? — спросила она.
— Есть мысли. Поговаривают, он всегда приходит на Палочный суд, где бы тот ни проводился. Но если мы пойдем туда… то столкнемся со второй проблемой. Суд проводят местные старосты. На суде я обязана буду представить тебя им и сообщить, что ты живешь у меня, в их «приходе».
— Старосты? — Мошку удивило, что за порядком в этом зловещем месте следят не только Ключники.
— Ага. Если быть точной, старосты Саплер-Ярда. Они контролируют эту часть города, от улицы Отребья до площади Руин. Именем этих… старосты «чистят» улицы, собирают для этих взносы, а еще отвечают за учет населения.
— Среди Ключников есть те, кто знает мое имя, — мрачно буркнула Мошка, вспомнив Тетеревятника. Запомнил ли Король Призраков тощую, никчемную девчонку, похожую на хорька? Она смотрела ему в лицо. Судя по глазам, Арамай Тетеревятник ничего не забывает. — Что-то я не чувствую готовности выдать слугам Ключников свое имя. И чужое назвать не получится, верно?
— Видишь, какое дело, твой ужасный мистер Скеллоу знает тебя в лицо. — Повитуха принялась доставать коробки с самых высоких полок. — Есть мысль, как решить все три проблемы одним махом. Будем тебя менять.
Повитуха так убедительно говорила и так обезоруживающе улыбалась, что Мошка сама не заметила, как оказалась перемазана гущей, похожей на теплую подливу. Госпожа Прыгуша объяснила, что это краска из разных лишайников и листьев, куда добавили сушеной ежевики.
— Надо бы развести огонек под ванной, — сказала повитуха, размазывая краску по Мошкиному лицу и шее. — В кипящей воде лучше схватывается. Всегда так делаю, когда крашу шерсть…
— Госпожа Прыгуша, не надо меня в кипящую воду!
Мошка и так чувствовала себя главным ингредиентом рагу. Ягодки, падающие на колени, лишь усиливали это ощущение.
— Как скажешь. Посиди так, и станешь очаровательного дубового цвета. Будем считать, что ты приехала из далекой глуши, где носят туфли с блестками и едят верблюжьи мозги. Как тебе Ванаглория? Или пустыни Ацедии? Если они решат, что ты не говоришь по-нашенски, то и имени спрашивать не будут.
Когда госпожа Прыгуша решила, что Мошка как следует прокрасилась, она отправила девочку сохнуть за ширму, а сама занялась созданием ацедийского костюма. На эксперименты ушла четверть часа. Мошка стояла, глядя на лица четы Прыгуш, и ждала их вердикта.
— Ивовая корзинка, обмотанная шарфом, вполне сойдет за головной убор, — медленно заговорила повитуха. — Особенно с перьями. Шаль стала экзотичнее, когда мы пришили бусы. Небольшое затруднение в том, что лицо у тебя… я рассчитывала на дубовый цвет. А получилось похоже на… дубовые листья.
— Я что, зеленая? — выдохнула Мошка.
— Ну, совсем чуть-чуть. Могут же ацедийцы быть зеленоватыми? Лично я их ни разу не встречала. Будем надеяться, что другие тоже. Так, башмаки твои надо поменять на что-нибудь мягкое и свободное.