Недобрый день (День гнева) (Другой перевод)

Стюарт Мэри

А девушка, как теперь заметил Мордред, была прелестна. Даже босые ножки отличались чистотой и белизной — изящной формы, с голубыми прожилками вен. Незнакомка молча наблюдала за ним и прислушивалась к разговору, ничуть не смущенная его вниманием.

Мордред перехватил взгляд священника на алтарный камень, где среди остатков еды поблескивала серебряная монета.

— Вы знаете, чей это алтарь? Чей камень стоит на перекрестке?

Священник улыбнулся:

— Не мой, господин. Вот все, что я знаю. Это ваше приношение?

— Да.

— Тогда Господу ведомо,

кто его получит, — мягко проговорил пилигрим. — Но ежели вы нуждаетесь в благословении, господин, тогда мой Бог может благословить вас через меня. Разве что руки ваши в крови, — добавил он, с запозданием встревожившись.

— Нет, — заверил Мордред. — Но проклятие гласит, что я и впрямь обагрю руки кровью. Как мне от него избавиться?

— Проклятие? Кто наложил его?

— Ведьма, — коротко пояснил Мордред, — но она мертва.

— Тогда вполне может статься, что проклятие умерло с нею.

— Но еще до нее судьбу предсказал Мерлин.

— Какую судьбу?

— Этого я сказать не могу.

— Тогда спросите у него.

— А, — отозвался Мордред. — Значит, правда, что он до сих пор жив!

— Так говорят. Он там, в своей пещере на холме, для тех, кому нужда либо удача поспособствуют отыскать его. Ну что ж, господин, я вам помочь бессилен, иначе как даровав христианское благословение и направив на путь.

Священник воздел руку, Мордред поклонился, поблагодарил его, помедлил, гадая, не подобрать ли монету, передумал и поскакал дальше — по западной дороге на Маридунум.

Вскоре колокольчик мула затих в отдалении, и принц снова остался один.

В сумерках Мордред добрался до холма под названием Брин-Мирддин и снова заночевал в лесу. Когда он проснулся, вокруг опять клубился туман, а из-за белой пелены вставало солнце. Дымка отливала розовым, слабый отблеск играл на серых стволах буковых деревьев.

Он терпеливо подождал, подкрепившись предназначенным на завтрак запасом — сухарями с изюмом. В мире царило безмолвие: ни ветерка, ни шороха, лишь туман медленно завивался меж стволов да конь размеренно похрустывал травой. Торопиться было некуда. Мордред давно уже не испытывал ни искры любопытства по поводу этого старика, королевского чародея и героя тысячи легенд, и врага своего (а поскольку так утверждала Моргауза, принц счел это безоговорочной ложью) с самого дня зачатия. Да и для страха места не осталось. Если проклятие возможно снять, так Мерлин, вне всякого сомнения, с этим справится. А если и нет, так хотя бы объяснит, в чем его суть.

И вдруг туман развеялся. Легкий ветерок, теплый для этого времени года, прошелестел по лесу, подхватил клочья тумана и разметал их по склону холма, точно дым от костра. Солнце, поднимаясь над вершиной холма на противоположной стороне долины, полыхнуло ему в глаза алым и золотым. Мир потонул в слепящем зареве.

Мордред сел в седло и повернул в сторону солнца. Он уже понял, где находится. Указания странствующего священника были точны и достаточно четки, чтобы любой сумел отыскать верный путь даже в этой холмистой, безликой местности.

«Как доберетесь до леса, так считайте, что уже миновали

верхние склоны Брин-Мирддин. Спускайтесь к ручью, перейдите на другой берег — и увидите стежку. Снова поднимайтесь в гору и скачите до боярышниковой рощицы. Там есть невысокая скала, и неподалеку вверх уходит тропа. На вершине утеса — священный источник, а рядом — пещера чародея».

Мордред добрался до зарослей боярышника. Там, у скалы, он спешился и привязал коня. Затем быстро поднялся вверх по тропе, вышел на ровную площадку и снова оказался в тумане: густое, недвижное марево, подсвеченное алыми и золотыми лучами, застыло, точно озерные воды над дерном. Ничего вокруг не видя, он ощупью пробирался дальше.

Идти было легко: ни ухабов, ни рытвин. Внимательно приглядевшись, Мордред рассмотрел под ногами несколько крохотных поздних маргариток, тронутых морозом; лепестки плотно сомкнулись, защищая середку от влаги. Где-то слева журчала вода. Священный источник? Мордред вслепую двинулся вперед, но родника так и не отыскал. Споткнулся о камушек, тот покатился прочь, а гость едва не рухнул на колени. Тишина, нарушаемая лишь перезвоном ручья, казалась нездешней. Вопреки себе он почувствовал, как по спине, пощипывая кожу, струится холодный пот.

Мордред остановился, выпрямился и громко закричал:

— Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Эхо, отразившись от стены тумана, заметалось в незримых глубинах долины и наконец умолкло.

— Есть здесь кто-нибудь? Мордред, принц Британский, явился поговорить с Мерлином, своим родичем. Я пришел с миром. Я ищу мира.

И снова эхо. И снова тишина. Мордред осторожно двинулся на шум ручья и нашарил пальцами каменный окоем колодца. Принц склонился над водой. Легкие завихрения тумана клубились над зеркальной гладью. Он нагнулся еще ближе. Прозрачные глубины, загадочно мерцая, утягивали взгляд все ниже, прочь от подернутого маревом зеркала. На дне колодца поблескивало серебро: пожертвования местному богу.

Из ниоткуда возникло воспоминание: заводь под древней гробницей, где Моргауза некогда велела ему высматривать видения. Там Мордред не увидел ровным счетом ничего необычного. Здесь, на священном холме, — та же история.

Молодой человек выпрямился. Реалист Мордред не понял, что с плеч его упало тяжкое бремя. Он сказал бы только, что магия Мерлина, видимо, столь же безвредна, как и чары Моргаузы. То, что он воспринимал как отмеченную проклятием судьбу, со скорбью предсказанную Мерлином и искаженную во зло Моргаузой, в этом мире прозрачной воды и светозарного тумана умалилось до своего подобающего обличия. Это даже не проклятие. Это всего лишь факт, событие, которому предстоит свершиться в будущем и явленное взгляду, обреченному провидеть, какой бы мукой ни оборачивалось ясновидение. Да, предсказанное свершится, но ровно так же, как, рано или поздно, смерть приходит ко всем. Он, Мордред, орудие не слепой и жестокой судьбы, но того — кем бы он ни был и чем бы он ни был, — кто создал мировой узор. «Жить тем, что приносит жизнь. Умереть так, как назначит смерть». И в утешении этом он даже не ощутил холода.