Недосказанное
Шрифт:
И обласкан бывает внучонок
пощедрее, чем в давности дочь.
Поучать? Спотыкались когда-то,
обжигались – так стали умней.
Вряд ли примут, решат: староваты.
Ты хоть вскользь заикнуться посмей!
Так нужна ли ослабшая старость?
Что привносит в суровый наш быт?
Без неё сиротой станет младость…
С нею праздник любви не забыт…
Уж близок день пасхальный, день весны?
Иль Рождества рассвет туманный?
Сегодня праздник: радостные сны
Обманут меня сказкою желанной!
Пусть я увижу стол с румяной уткой,
И дети за столом, здесь сын и дочь.
Так хочется развлечь нелепой шуткой
Гостей любимых, чтобы превозмочь
Гнёт трудных (так сложилось) отношений.
Не вышло? Нет. Я рада и тому,
Что Бог услышал давние моленья:
И дочь, и сын рядком в моем дому.
О, если бы еще приснилось
(Конца нет сладостным мечтам),
Что тяжкая обида позабылась,
Ошибки были тут и там.
Да, терять родных – терять себя,
Пустота растет на этом месте.
А оттает сердце, как земля,
Зазвенят в душе благие вести.
Я проснулась утром – сон пропал,
Дочка далеко, у самой Волги.
Дом мой бедный не слыхал
Ее походки долго, долго…
* * *
Жизнь в полвека все оценит, обнажит.
Давний гонор, как туман росой, осядет.
Человек совсем не прежним дорожит,
Не всегда с собой и миром ладит.
Он достоин пониманья и любви.
Я зову любовь, и ты ее зови!
К старикам под вечерок
гостья молодая
заглянула на часок.
Радость-то какая!
Зол морозец в январе,
щеки разрумянил.
В лучшей девица поре.
Обнимают Таню.
– Вот ватрушки на столе,
пирожки с капустой.
Ты садись да чай налей,
и тепло, и вкусно!
Суетятся старики,
и откуда смелость?
– Пировать мне не с руки,
час назад наелась,–
отмахнулась внученька,
глазками играя.
Бабе с дедом скучно так
сделалось – до края!
– По дороге,– говорит,–
подарили диски.
Будем слушать новый хит,
первый в модном списке.
Час проходит. Не вздохнуть,
хоть и рвется слово.
Сердце, кажется, чуть-чуть
защемило снова.
Наконец
Срочно внучкой выпит чай.
От ватрушек в сумке тесно.
– Старички мои, гуд бай!
Дверь захлопнулась. Похоже,
воцарилась тишина.
– Песни потерпеть мы сможем,
лишь бы здесь была она.
– Так, старушка?
– Так, дедок.
– Явится?
– Коль выйдет срок.
Чай душистый вновь готов.
Вздох, улыбка тает
на морщинках стариков,
где-то взгляд блуждает.
Вечереет. Задумчив и кроток
догорал над полями закат.
За день столько исхожено тропок –
вдаль поутру и снова назад.
Постою я в тиши у калитки,
отдохну от нехитрых забот.
Но раскрылись печальные свитки,
затянули в свой круговорот.
О себе горевать не пристало:
ноги носят и руки сильны.
Век мой клонится к ночи устало,
то – как должно, менять не вольны.
Все печали о родных кровинках,
что в начале, в средине пути.
Неразумные в жизни заминки,
нет, не видят. Господь их прости…
Нет, не видят, а думают – зрячи,
так уверены в правде своей.
Их решать мировые задачи
приучили. Свои бы – верней…
О другой защемило сердечко.
Скажет, скажет, себя же дразня:
«Жизнь неслась, как бурливая речка,
где-то там, без меня, без меня!»
Зорька тихая в небе погасла.
Потемнело. След к дому пропал.
Как лелеять дитя не напрасно,
чтобы к счастью свернула тропа?
«В горнице моей светло» /Николай Рубцов/
Снова открываю я глаза,
вижу милый белый свет.
Голубей печальных голоса –
утра нового привет.
Комнатка уютна и тепла,
ждет моих шагов разбег.
Что там за окном? Шуршит метла,
ловок ранний человек.
Вот и рассиялся вешний день.
Гул от деловых авто.
Еле долетает птичек звень –
распахну окон стекло.
Мой приют как станция в пути.
Нынче прибегут, встречай:
внучка-непоседа, сын зайти
обещался невзначай.
То-то мне так весело с утра.