Недосказанность на придыхании
Шрифт:
Камаль: У тела предсказуемая тень:
За мной ей следовать не лень.
А у души, порой, неощутима,
Но иногда- о ,как необходима.
Не знаю от куда у меня этот стишок
Я: «Песнь Московского Фауста» Я поискала. Любопытство мною овладело.
Камаль: Хорошо что не сказал что это я сочинил
Вот так общался по-русски
Вот и я не верила.
На этом его комментарии прекратились, до того самого вечера, 8 месяцев спустя, когда он, неожиданно послал мне личное сообщение с адресом на сомнительный украинский вебсайт и вопросом: «Это правда ?». Дело в том, что связался он со мной в то время, когда Президент России Путин, пропал из наблюдения, и весь мир, буквально сошёл с ума: «Где !?!». На сайте утверждалось, что Путин умер, а российские власти этот факт якобы, тщательно скрывают. Бред несусветный, конечно, о чём я Камалю и сообщила. Затем, по обыкновению, спросила откуда он, на что получила ответ: «Рабат, Марокко».
Никогда мне не забыть, с каким усердием и скрупулёзностью, я рыскала и лазала по карте Google, в поисках этого «Марокко», прищурясь и бормоча: «Это– где-то сверху Африки, по детству ведь помню … это где-то сверху Африки…»
О существовании такого города как «Рабат» я вообще не имела никакого представления: слыхом не слыхивала, а минареты называла «башнями».
Вот с таким «багажом» незнаний я вступила в Вашу культуру и только взгляните: чего я достигла за 3 года: мой блог старых фотографий Северной Африки, Ближнего Востока и Средней Азии – один из самых популярных и уважаемых, среди мусульман и арабов на Интернете …
На следующее утро, он снова обратился ко мне … и мы пробеседовали непрерывно, ровно 12 часов: С 9 утра моего времени до 9 вечера.
Эта был приятный, задушевный диалог о жизни и общих интересах, коих, у нас, оказалось множество. Именно эта беседа направила меня на мысль, что мне стоит вернуться к идеи о написании книги; идеи, которую я жестоко подавила в себе 10 лет назад. Помню, я встала из-за стола, поднялась на второй этаж дома, открыла ключом чердак и достала из коробки мои старые записные книжки, до которых я не дотрагивалась целое десятилетие. Вернувшись обратно в комнату, я начала перепечатывать Камалю отрывки из них … цитаты из книг, мои мысли … Тяжело было прикасаться к тем тетрадям и воспоминаниям, которыми они были переполнены … Так я и печатала ему, с покрытыми шалью слёз на глазах.
Ещё в школе, преподаватель литературы обращала внимание моей Мамы на то, что у меня есть талант, но Мама напрочь отказывалась от такого «блестящего» будущего для меня: она была убеждена, что все писатели – алкоголики, наркоманы , суицидники «и вообще – кончают очень плохо». Я что-то пыталась писать, будучи ребёнком, но она мои тетрадки раздирала в клочья и в неописуемом гневе выбрасывала, с криками: «Папа так тяжело работает, а ты только портишь вещи и понапрасну изводишь деньги». Причём, что такое «изводишь деньги» и «суицидники» я даже и не понимала.
В детстве случилась такая сцена, которую я хорошо запомнила
Солнечный, пёстрый день, я с победоносной решительностью, марширую в гостиную, где на диване в это время моя Мама читает газету «Известия», и выставляю гарнитурный стул на середину комнаты. Неуверенно покачиваясь на его пружинах и удерживаясь за его спинку, взгромождаюсь на этот стул, упираю 2 ручки в бок, горделиво взмываю голову к потолку и опираясь на левую ногу, правую выставив чуть вперёд ( я скопировала и отренировала это заранее с картинки из книжки о какой-то вредной девочке), я демонстративно ей заявляю:
– – Я буду – писателем !
На что моя Мама, совершенно невозмутимо, аккуратно и деловито складывает газету, приподнимается и так же демонстративно уперев руки в бок, продолжает:
– – … наркоманкой, алкоголичкой, которая суициднется ? –
НЕТ ! Ты будешь ….. – пианисткой !
И приговаривает меня к 7 годам каторжно-исправительных работ в музыкальной школе строгого режима. За вольнодумство.
Ну, вот, опять меня завело Бог весть куда. Всё же о себе, милой. Всё о себе, бесценной.
Вернёмся же к Камалю.
Мы общались ежедневно, проводя на Интернете часами, словно выбыв из реальной жизни и создав наш собственный, уютный микрокосм. Я и в самом деле, будто открывала дверцу и проникала в него, самого, и затворив её за собой, тем самым, удалялась прочь от всего что окружало меня в моём убогом действительном существовании.
Читать его было необыкновенно трогательно и увлекательно: в своей речи он использовал давно погибшие в современной русской речи слова и обороты. Она вся была выстроена на литературе 19 века. Видимо, его русская жена, преподавала литературу именно того периода. Ну, кто сейчас говорит: «хохочите» ?
Помимо этого, он чародейно обволакивал свою речь украинскими словами и оборотами, что придавало ей особенную, пронзительную нежность и растроганность: «Я за Вами скучаю» …
Когда я осознала, что полюбила его, – то начала усиленно это скрывать, не сознавая того, что он обо всём догадался и всё прочувствовал, с первого же мгновения. Помню, это была середина дня, и мы о чём-то толковали, когда внезапно, словно мощный прилив, я почувствовала, что я люблю этого Человека ! Люблю ! И, прервав беседу, я стала ему печатать: «Я не могу в это поверить … просто не могу …» «, а он всё повторял: «Во что, Серафимушка ? Во что Вы не можете поверить ?» Но что именно, я ему не объяснила.
Впервые за почти 15 лет я полюбила мужчину …
Но чувство сострадания к себе, почти тут же, защемило моё сердце: «Что же это за тщедушная и нищая «жизнь» была такая, которую я вела ? … Отчего не позволяла своему Сердцу любить ? Лучшие годы женщины … на что были истрачены ?»
Я стала называть его Камаленька и ещё – «Камелёк», – созвучно его имени, да я и в самом деле, когда беседовала с ним, просиживала у камелька, обогревая свои Душу и Сердце.