Недостающее звено
Шрифт:
«Милосердие? О чем ты говоришь?»
«А ты еще не понял? Они зашвырнули эту звездную систему в будущее, за миллионы лет от собственного времени. Вот почему состарилась звезда… Планету, думаю, прикрыли защитным полем в момент переноса – он, вероятно, небезопасен для живых существ. Словом, Хтону дали шанс! Могли ведь отправить в прошлое и погубить наверняка. В ту эпоху, когда Вселенная была пронизана жестким излучением, гибель стала бы неизбежной. – Он помолчал и добавил: – Успокойся, малыш. Не нам судить даскинов».
Дед был прав. «Не нам судить даскинов…» – мысленно повторил
Галактика начала таять, и сквозь ее призрачную мглу проступили стены, потолок со световым пятном и скорчившиеся человеческие фигурки. Почти машинально Ивар потянулся к шлему, проверил, что камера работает, и все увиденное им записано. Все увиденное и все услышанное, каждая фраза и каждая картина… Некая мысль билась в его сознании. Обратившись к Советнику, он попытался выразить ее в словах:
«Если все случилось так, как ты сказал, в этом должен быть какой-то смысл. Что-то еще, кроме шанса на выживание. В Галактике далекого прошлого жизни нет, а в будущем – мы… мы, земляне, а еще кни’лина, дроми, хапторы и остальные… Возможно, виновных отправили к нам, и мы обязаны решить их участь? Уничтожить Хтон или возродить его?»
«Возможно, и так, – согласился командор. – Еще один веский довод к необходимости тут задержаться. Не тебе, разумеется, а мне».
Голографическая Галактика исчезла. Казалось, отпрыск Фарданта втянул мираж с миллионами солнц, сменив его реальностью.
– Вопрос: ты беседуешь со своим Советником? – услышал Тревельян.
– Да. Показанное тобой нуждалось в обсуждении. Мы сделали важные выводы. Важные скорее для тебя, чем для меня.
– Вопрос: какие?
– Об этом ты обязательно узнаешь, но сейчас я хочу осмотреться. Хочу поглядеть на живых отпрысков, которых ты наплодил. Как ты с ними общаешься, владыка Фардант?
– Никак, – послышалось в ответ. – У них нет разума. Я уже говорил, что скоро их уничтожу.
Убежище было просторным. Определить его площадь и точные очертания Тревельян не смог – стены плавно изгибались, образуя широкие впадины и гроты, – но, очевидно, периметр подземелья составлял не меньше трех-четырех километров. В одних местах стены расходились, в других пещера суживалась, и там темнели десятки ниш, выстланных мягким пористым пластиком. Ивар решил, что это помещения для сна, но ошибся – сопровождавший его Контактер утверждал, что фаза такой релаксации не свойственна живым побегам. В ниши их помещали после акта творения, когда способность держаться на ногах и двигаться еще не пробудилась.
За нишами-колыбелями струился поток шириной в четыре шага и глубиной по колено, предназначенный не для питья, а для купания и других гигиенических целей. Но с гигиеной здесь оказалось напряженно – живые фардантовы отпрыски еще не дозрели до цивилизованных привычек и, справляя нужду, не церемонились. Был, однако, механизм, не позволявший загадить пещеру – по временам
Около спальных ниш находилась кормушка, ряд сосков, выступавших на гладкой стене. Из них сочился вязкий сладковатый сироп, который можно было слизывать, и, отведав угощение, Тревельян убедился, что оно утоляет голод и жажду. Его медицинский имплант не возражал против этой пищи, и значит, метаболизм предков Фарданта и клонов, произведенных от них, не слишком отличался от человеческого.
Населявшие пещеру существа питаться сами не умели. Ощущение голода вызывало у них беспокойство, они начинали хныкать и повизгивать, и это являлось сигналом для роботов – оголодавшего хватали, тащили к кормушке и тыкали лицом в сироп. Эта процедура тоже сопровождалась воплями и визгом.
Ивар насчитал тридцать семь созданий, двадцать пять женщин и двенадцать мужчин, бродивших в подземной полости. По словам Фарданта, они являлись представителями расы, когда-то населявшей Хтон – в том смысле, что были восстановлены из клеточной ткани предков и идентичны им в физиологическом отношении. С психикой дела обстояли иначе. Видимо, Фардант не понимал, что разум не относится к тем функциям организма, которые возникают автоматически, как потребность в пище, движении, дыхании; физическая адекватность была для него признаком адекватности умственной. Чтобы добиться того и другого, он произвел несколько сотен экспериментов, затратив на них восемь тысяч лет; он создавал множество клонов и, убедившись в отсутствии разума, уничтожал их без колебаний. Вероятно, Фарданта Первого, исходный мозг, ориентировали на борьбу и гегемонию над миром, не заложив понятий о воспитании и тех заботах, в каких нуждаются живые существа в пору младенчества и юности. Может быть, таких понятий у предков Фарданта вовсе не имелось – все же их цивилизация не походила на земную.
Тревельян пытался найти отличия, всматриваясь в физиономии клонов, отыскивая черты надменности и злобы, генетической связи с погибшим некогда народом. Но лица их оставались бессмысленными, как у фарфоровых кукол, взгляды – пустыми, и с губ срывалось только невнятное бормотание. Однако он помнил, что эти недоумки – наследники жестокой расы, не знавшей жалости, и что список погибших по вине их предков наверняка обширен и кровав. Расправа даскинов тоже казалась безжалостной, но был ли это акт возмездия и справедливой кары? В понятиях людей – возможно, но владыки пространства и времени не подчинялись человеческим императивам.
Если не возмездие, то что? – думал Тревельян, разглядывая обитателей пещеры. Внезапно время остановилось и прыгнуло назад, вернув его в Посольский Купол на Луне; он снова увидел серва рядом с мраморными изваяниями, снова услышал его голос: есть то, что кажется сейчас плохим и даже страшным, но в перспективе такая оценка неверна. Следует судить по результату.
«Результат еще не очевиден, но это не возмездие, – вдруг произнес командор. – Не возмездие, клянусь Владыкой Пустоты! Просто они решили остановить зарвавшихся придурков».