Недостреленный (АИ)
Шрифт:
Во второй половине дня мы вернулись в помещение районной ЧК. Наш доклад с предлагаемым планом штурма выслушал Петерсонс и затем задумался, потирая переносицу.
— Мне видится, в "Доме анархии" знают они о штурме, — предположил я в конце. — Ну или догадываются. Просто так не сдадутся.
— Что, значит, потребуется сверх отряда красноармейцев, товарищ Кузнецов? — спросил Петерсонс.
— Пару пулемётов нужно и лент побольше. А ещё хорошо бы гранаты, пригодятся, — сказал я.
— Согласен, — кивнул молчавший до этого Кравец, когда Петерсонс посмотрел на него.
— Будут пулемёты, добудем, — пообещал Петерсонс, — и гранаты. Сегодня на совещании в ВЧК доложу товарищу Дзержинскому. Всем быть здесь к семи часам, решение
— Ясно, ждём, — сказал я, а Кравец по своему обычаю молча кивнул.
После скудной по обыкновению пищи вся команда по анархистам собралась в кабинете, обговаривая детали действий при штурме и после него. Ожидая вечера и ночи, наблюдал за работой ЧК, слушал обрывки разговоров чекистов. Из всего услышанного и увиденного у меня сложилось впечатление, что в этот период большую половину деятельности ЧК составляли уголовные дела, соседствуя на этом поле с московской уголовной милицией. Надо признать, что работы обеим организациям хватало, поле было непаханное. Бандитизм разрастался и представлял угрозу для непрочного порядка, который пыталась установить новая власть. А борьба с контрреволюцией в эти месяцы еще набрала обороты, да и само вооруженное сопротивление советской власти было далеко до своего пика.
Сбегал ненадолго домой, вернулся к семи вечера. Петерсонс озвучил решения коллегии ВЧК: все особняки анархистов будут браться в ближайшую ночь на 12 апреля. Вечером подъехали на грузовике два пулеметных расчета, четыре латышских стрелка для станкового и двое для ручного. И если один из пулеметов был "максим", то второй у меня вызвал неожиданный восторг. Это был настоящий "льюис", как в виденном мною в детстве фильме "Белое солнце пустыни"! С характерным кожухом на стволе, с толстым ребристым диском с винтовочными патронами, в который их помещалось почти под сотню в четыре ряда. У второго номера был с собой запас сменных снаряженных дисков. Пока оставалось время я рассматривал и любовался этим автоматическим ручным оружием. Ну как ручным — пулемет с патронами весил килограмм пятнадцать, быстро не побегаешь, но переносить можно. Упросил пулеметчиков объяснить устройство и обращение с "льюисом", стрелки согласились, делать было до ночи нечего, а может сыграло роль моё солдатское обмундирование, и они не стали отказывать такому же солдату.
Выдали всем еще немного хлеба в качестве сухого пайка, который я откусывал по маленьким кусочкам и смаковал. К полуночи приехали красноармейцы. Набор в Красную армию был еще добровольным, большей частью это были преобразованные отряды рабочей красной гвардии, пока еще в своей цивильной одежде, с минимальной выучкой. Командирами, с мартовского решения Совнаркома, привлекались офицеры старой армии, которых называли военспецами, для надзора над которыми в Красной армии введен институт военных комиссаров.
Отрядам красноармейцев раздали их задачи, и все стали выдвигаться. Красноармейцы с сопровождающими из районной ЧК охватывали кварталы с особняками анархистов в кольца окружения. Мы же с Кравецом и пулеметчиками стали подходить к Малой Дмитровке со стороны двора доходного дома номер три. Он находился напротив "дома анархии" и был выше его.
Тихо стукнули в дворницкую. Встревоженному дворнику Кравец показал чекистское удостоверение и взял у него ключи. Мы поднялись по чёрному ходу вверх по лестнице и дошли до чердачной двери, на которой висел амбарный замок. Открыв взятыми ключами дверь, стараясь не скрипнуть петлями и ни чем не лязгнуть, занесли пулеметы на чердак. Осторожно подошли к чердачным полукруглым окнам, выступающим из покатой крыши. Внизу как на ладони в предутреннем слабом свете была Малая Дмитровка и "Дом анархии" напротив. Сверху открыто просматривалась горная пушка и несколько человек, присевших рядом с ней за рядами мешков. В широких и высоких окнах особняка анархистов внизу были видны пулеметчики
На улице послышался голос с предложением сдаться, обращенный к обитателям особняка. Анархисты отреагировали на удивление быстро, видимо, были готовы. Их пулеметы сразу выдали очереди, у пушки засуетился расчет, заряжая и наводя орудие куда-то вдоль улицы. Наши пулеметчики короткими очередями стали поливать пулеметные команды анархистов, застучал отбойным молотком "максим", затрещал "льюис" трещоткой, а ребристый диск "льюиса" поворачивался при стрельбе. Подавив пулеметные точки в особняке, наши пулеметы дали несколько очередей по пушке, и её команда бросилась врассыпную. На "льюисе" сменили диск, и затем "максим" и "льюис" причесали окна особняка с высунутыми винтовочными стволами, послышался звон разбитых стекол.
Анархисты отпрянули от окон и, догадавшись, начали стрелять из глубины комнат, где их не могли достать летящие сверху пули. С улицы послышалось еще одно предложение сдаться, в ответ беспорядочная стрельба только усилилась, из окон наружу полетели гранаты, разрываясь впустую, так как штурмующие не подходили близко, скрываясь за ближайшими зданиями. Запас боеприпасов у анархистов был немалый, они его не жалели. Пулеметы с чердака постреливали, не подпуская анархистов к их пулеметам и отгоняя от окон, не давая прицельно стрелять.
Я глядел вниз, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, потом посмотрел на Кравеца. Тот с краткой усмешкой сказал:
— На штурм хочешь? Давай, двигай. Молодой ещё…
Я, кивнув, выскочил из чердачной двери и застучал на бегу ботинками по лестнице. Выбежал из двери чёрного хода во двор дома и, обогнув его, осторожно выглянул из-за угла на Малую Дмитровку. Из окон стреляли, выходить из-за укрытия было страшновато. Пули били в мостовую и стены дома, выбивая камешки. Но мне нужно было в особняк… В этот момент несколько красноармейцев стали подбегать к окнам здания, из глубины которых велась стрельба. Часть нападающих упала и осталась лежать на мёрзлой утренней улице, но оставшиеся забросили в окна гранаты. Внутри раздались взрывы, потом послышались крики, и стрельба анархистов начала стихать. Подбежали другие бойцы и ворвались в подъезды "дома анархии", и я, держа в руке револьвер, устремился вместе с ними в общем потоке.
Были слышны еще несколько гранатных разрывов внутри здания, потом всё стихло. Стрельба прекратилась. Анархисты стали сдаваться, как только красноармейцы оказались внутри особняка и начали разбегаться по коридорам, наставляя на находившихся там людей винтовки. В комнатах лежали трупы. На пулемет, ствол которого торчал из окна, привалились двое убитых, матрос в расстегнутом бушлате и офицер в форме. В другой комнате рядом с окном лежал на винтовке парень в студенческом мундире. В какой-то комнате было несколько погибших: кто-то был с оружием, под столом в углу лежала мёртвая молодая женщина с несколькими ранами на теле, и на самом столе лежали объедки, стояли банки из под консервов и разбитые бутылки из-под шампанского — в этой комнате, похоже, разорвалась граната. Здание повсюду было замусорено объедками, на полах разлиты были лужи из спиртного, обои со стен были частично сорваны.
Я быстрым нагом шёл по коридорам, заглядывая в комнаты. Где же тут штаб, кабинет начальства или что там у них?!.. Здание постепенно заполнялось штурмующими, берущими его под контроль, времени у меня было мало. Вот в одной комнате не было живых, только труп офицера с винтовкой у окна и убитый в штатском, приличного вида и хорошо одетый мужчина средних лет у задней стены, лежащий рядом с "браунингом". Я оглянулся — никто не видит — и сунул мужчине во внутренние карман пиджака сложенный лист бумаги, плод моих трудов одного из воскресений в кабинете у Романовской, и сразу вышел из комнаты в коридор.