Недостреленный (АИ)
Шрифт:
Противник делает несколько взмахов ножом, заставляя меня отступать. Он, похоже, не хочет поднимать тревогу, думая, что я случайный посетитель. Я не хочу поднимать шум, надеясь не спугнуть заговорщиков. Мы молча и тяжело дыша делаем круг по просторной лестничной площадке. Я вспоминаю про револьвер в кармане шинели, не глядя привычным движением спешно достаю его, и противник, видя такой железный аргумент, решается на рискованный выпад, стремясь успеть закончить со мной. Я, отклонившись, бью по его руке своей левой, а правой с зажатой в ней рукояткой нагана размахиваюсь по его голове. Он пытается уклониться, но моя рука рукояткой револьвера попадает ему
С шумом открылась дверь внизу, и раздался топот ног по лестнице. Неизвестные бойцы окружили меня с лежащим противником, наставив на меня винтовки, но появившийся Петерсонс развеял их настороженность:
— Что за происшествие, товарищ Кузнецов?
— Это из ихних, — сказал я. — Мог предупредить и тревогу поднять. Вот, пришлось его того… наганом по голове…
Чекист понимающе кивнул, а я добавил:
— Там слышно было, как энти совещаются. Я услышал, будто в Ярославле и Муроме хотят мятеж поднять, в начале июля, когда десант Антанты на севере высадится.
Петерсонс помрачнел и толкнул входную дверь в квартиру-лечебницу. Там до сих пор никто ничего не услышал, и собрание СЗРиС не было потревожено. Вооруженные винтовками и наганами чекисты вбежали в прихожую и стали открывать внутренние двери. В столовой было несколько мужчин, сразу замолчавших. Кто-то из них побледнел. Один по-рабочему одетый человек с низкими бровями и слега выступающим вперёд подбородком встал и, глядя исподлобья, сказал:
— По какому праву вы врываетесь в лечебницу? Кто вы такие?
— ЧК Городского района, — отрезал Петерсонс, показывая бумагу. — Вот мандат. Вы все задержаны по подозрению в контрреволюционном заговоре. Назовите себя и предъявите документы.
— Пётр Михайлов, мещанин, — назвал себя этот человек, и вслед за ним нестройными голосами стали называть себя и остальные.
Из других комнат привели мужчину, представившегося доктором, и крупного сложения женщину, назвавшуюся сестрой милосердия. Чекисты начали переписывать задержанных и обыскивать комнаты. Тут в комнату протолкался Гриша:
— А мы там внизу стоим, думаем, ну, сигать начнут, а мы их раз! и сцапаем! А они в окна не лезут.
— Можете снимать пост под окнами, — распорядился Петерсонс. — Товарищ Кузнецов, займитесь осмотром помещений. Григорий — в караул снаружи…
У людей в комнате нашли половинки косо отрезанных визитных карточек и списки сокращенных или зашифрованных фамилий и адресов. Часть мужчин предъявили документы военнослужащих Красной армии и частей московского гарнизона. Были офицеры и из латышских дореволюционных частей, большинство военнослужащих из которых образовала полки красных латышских стрелков, но были и противники новой власти, вступавшие в различные офицерские организации и к Савинкову.
В дальнейшем оказалось, что доктор из лечебницы был действительно доктором, в самом деле лечившим больных, и оставленная ЧК засада опрашивала пациентов, которые его и признали. Мужчина, назвавшийся Михайловым, был полковник Перхуров, начальник штаба "Союза Защиты Родины и Свободы". Московская организация СЗРиС была разгромлена, но Савинкову удалось ускользнуть, и на ставших теперь известными адресах он не появлялся. По полученным явкам ВЧК выслало своих людей в Казань, где тоже было отделение подпольной организации, скапливавшее оружие и готовившее силы.
А
Мне захотелось от радости даже почему-то сплясать, хлопая ладонями себя по туловищу и коленям и притопывая на месте. Это ж сколько жизней сохранилось! Возможно, и благодаря моему вмешательству! История, выходит, уже свернула с линии моей прежней реальности, в которой, как я помнил по истории Гражданской войны, многотысячный чехословацкий корпус, сохранивший (часто даже вопреки договорённостям с Советским правительством) вооружение и имевший воинскую структуру со своими командирами и военными частями, поднял мятеж в конце мая восемнадцатого года на территории от Пензы до Владивостока, подстрекаемый посольствами стран Антанты и при согласии Чехословацкого Национального Совета, настроенного, в целом, антибольшевистски.
В моей бывшей истории корпус как организованная и вооруженная крупная сила захватил власть на огромном пространстве, а у большевиков не было подготовленных военных соединений, чтобы ему что-то противопоставить. Самим чехословакам, собственно, не была нужна местная власть, они стремились уехать домой таким, правда, долгим путём через Владивосток и на кораблях союзников, а задержки в пути, разруха и неразбериха вызывали у них раздражение, подстрекаемое и усиливаемое соответствующим внешним влиянием. Чехословакам, как, впрочем, и многим, было понятно, что в подобных условиях развала и анархии у кого сила, тот и прав. Поэтому перевозка корпуса по пути следования часто сопровождалась и захватами ими паровозного и вагонного парка, и угрозами железнодорожникам. Антанте же, конечно, было выгоднее использовать корпус не везя его кружным путём, а прямо здесь, в России, свергнув власть большевиков и направив чехословаков на германский фронт по прямому наикратчайшему пути на запад.
Подняв мятеж практически одновременно в разных местах своего нахождения, координировав действия различных частей по железнодорожному телеграфу, в предыдущей версии истории чехословацкий корпус стал занимать города Поволжья, Урала и станции и города вдоль железных дорог в Сибири. В начале июня не без помощи подпольной офицерской организации белочехи захватили Самару, в которой возникло эсерское правительство Комитета членов Учредительного Собрания (КОМУЧ). За Уралом в захваченном Омске было образовано Временное сибирское правительство параллельно с КОМУЧем. Открыто стали выступать различные офицерские организации и формировать воинские соединения с набором населения, которое, впрочем, шло весьма неохотно. Самым известным из белоофицерских военных руководителей стал подполковник Каппель, фамилию которого я помнил даже по фильму "Чапаев". Выступление белочехов плеснуло масла в огонь и в оренбургском казачестве. Борьба атамана Дутова, зажатого где-то на дальних станицах, и совсем было затихшая, возобновилась с новой силой.