Недоступная девственница
Шрифт:
Неужели Брунель ждал какого-то сигнала с земли? Приземлиться сложно. Вокруг гористые места, скалы, хребты, небольшие участки обрабатываемой земли. Снова самолет сделал вираж, и ремни, которые удерживали Модести, натянулись. Брунель сидел с микрофоном в руке и смотрел в окно на противоположной стороне. Лицо его было пустым, как дом, в котором никто не живет. Затем он кивнул Адриану Шансу. Тот встал и открыл дверь на противоположной стороне, отчего в салон ворвался рев моторов.
Модести увидела, что к поясу Шанса прикреплен тонкий, но прочный нейлоновый трос, конец которого привязан
Мухтар тоже встал, и на нем был такой же пояс с тросом. На лице его блуждала мерзкая ухмылка — он чего-то ждал. От этой улыбки Модести вдруг сделалось не по себе, и в тот же момент Брунель обратился к ней. Он громко, перекрывая шум ветра за бортом, возвестил:
— Гарвину пора нас покинуть, мисс Блейз.
Слова ударили ее как дубинкой. Она услышала, как Джайлз Пеннифезер воскликнул:
— Что вы хотите этим сказать?
Мухтар ухватился за спинку стула Вилли, ногой освободив замки, удерживавшие ножки в неподвижном положении. Затем он толкнул стул вперед. Вилли стал бешено извиваться в своей смирительной рубашке, а у Модести от всего этого кровь застыла в жилах, и ее охватил жуткий, неодолимый страх.
Стул двинулся по полу салона, затрещала парусина рубашки и ремни. Вилли отчаянно пытался освободиться от пут. Когда стул оказался у борта самолета в каком-то футе от распахнутой Двери, Вилли удалось сорвать ремень со спины.
Модести тоже бешено задергалась в кресле, пытаясь освободиться. То же самое начал делать и Джайлз, неистово ругаясь.
Вилли находился спиной к Модести, упираясь коленями в борт «дакоты». Он мог помогать себе руками, хотя они по-прежнему были в рукавах рубашки и, значит, нельзя было пустить в ход кисти. Шанс и Мухтар стали разворачивать стул так, чтобы выпихнуть его в открытую дверь.
Модести рвалась из своей рубашки с яростным отчаянием загнанного зверя. Но ремни, крест-накрест обхватывавшие ее, не позволяли освободиться из плена. В дверном проеме мелькали фрагменты мрачного ландшафта: горные вершины, ущелья, каменистые склоны. Хотя Модести не помнила себя от бессильной злобы, страха и ярости, где-то в уголку сознания происходила обработка информации. Самолет шел примерно на трех тысячах футов над горами, где серые каменистые участки перемежались редкими зелеными прогалами.
С тех пор как Брунель произнес свои страшные слова, прошло секунд десять, от силы пятнадцать, но Модести казалось, что все происходит страшно медленно, как при съемке рапидом. Вилли был привязан к стулу за лодыжки и бедра и потому не мог оказать настоящего сопротивления. Шанс и Мухтар оттащили стул чуть назад и теперь выравнивали его, чтобы он прошел в дверь.
Вилли вскидывал руки в рукавах, изгибался всем телом. Ремень, соединявший закрытые рукава, вдруг взметнулся вверх, и петля его поймала за шею Джако. Воспользовавшись Джако как точкой опоры, Вилли развернул стул и в то же время резко пригнул к себе голову Джако, заехав ему коленом между глаз.
Испытывая страшные душевные терзания, Модести увидела на лице Вилли выражение, хорошо знакомое ей по их тренировочным поединкам. Взгляд сосредоточенный, глаза прищурены. Мозг оценивает ситуацию, производит расчеты. Вовлеченность в поединок оттесняет
Муга. Вилли резко качнул головой, и, когда кулак Шанса задел его скулу, он сделал еще одно резкое движение головой и впился зубами в запястье противника. Шанс пронзительно вскрикнул и ударил Вилли другим кулаком. Вилли выдержал удар в голову, не разжимая зубов. Затем он откинулся назад и выбросил вверх руки.
Боже, он сейчас освободится, мелькнуло в голове у Модести. Сейчас он метнет Джако в Шанса и тот полетит кубарем. Еще три секунды — и он выскочит из смирительной рубашки. Конечно, он по-прежнему будет привязан к стулу за ноги, но руки-то у него окажутся свободными. У Джако есть ствол, У Шанса нож. Если бы Вилли удалось завладеть оружием…
Но в самолете был еще и Брунель. Он сидел, положив одну руку на подлокотник, на вторую опустив подбородок. Он молча взирал на сражение. Лиза окаменела, губы ее побелели. Затем пальцы ее стали возиться с пряжкой ремня. Рот открылся. Она собиралась закричать.
Модести перестала метаться, затихла, оценивая расстояние. Если попробовать ударить Брунеля по колену носком ботинка… Это выведет его из строя на несколько десятков секунд.
Модести увидела, как Вилли приподнял и развернул тело Джако так, что тот сбил с ног Шанса, который, шатаясь, отскочил назад, к хвосту. Вилли завел носок правого ботинка за ножку стула, подался вперед. Узкий кожаный ремень с треском лопнул. Адриан Шанс споткнулся о страховочный трос и упал. Вилли позволил Джако упасть ему на ноги, после чего поставил освободившуюся правую ногу ему на шею, на ремень, который продолжал действовать как удавка. Затем он снова подался вперед на стуле, чтобы сдернуть с себя смирительную рубашку, но тут самолет опять лег на крыло.
Стул опрокинулся, потом, заскользив по полу ножками вперед к распахнутой двери, вывалился из салона.
Лиза Брунель дико взвизгнула. На лбу Брунеля заблестели капли пота, но он спокойно, без суеты ударил своей маленькой ладошкой Лизу по губам. Модести застыла в напряжении, не в силах оторвать взгляда от дверного проема. Ее сотрясал озноб. Вилли все еще держался. Страховочный трос Джако натянулся до предела, и Мухтар лежал в футе от проема. Лицо его почернело, язык был высунут, ремень душил его. Вилли, привязанный к стулу, судя по всему, болтался снаружи.
Адриан Шанс пополз к дверному проему. В руке у него блеснул нож. На лице была написана дикая ярость. Он выбросил руку с ножом, чтобы перерезать ремень, но в этот самый момент кожа не выдержала и лопнула, ремень из прямого и твердого, как железный прут, вдруг сделался обвислым.
Модести превратилась в изваяние. Капли пота обжигали лоб, словно крошечные льдинки. Она понимала, что произошло. Вилли, оказавшись за бортом, не мог ни за что ухватиться руками, они по-прежнему оставались в рукавах смирительной рубашки. Затем рубашку с него сорвало под тяжестью груза, в качестве которого выступало тело Джако…