Недосягаемые
Шрифт:
– Зачем ждать? – ошарашил Антон. – Считай, это моя тебе фора.
– Что-о? – протянул Слон. – Куда тебе, расслабься!
– А чего ты испугался? – стал подначивать Вандал. – Тоже можешь только левой и ногами драться.
– Пусть чем угодно бьет, – разрешил Антон и стал осторожно снимать куртку. – Надо иметь в виду, что до рукопашной схватки чаще всего дело доходит тогда, когда противники уже наделали друг в друге достаточно дыр. Так что я привычен ко всему.
– Да ладно. Чего дурью маяться? – Слон неожиданно пошел на попятную. –
На самом деле было заметно, что Филин, еще не начав драться, сломил волю Слона. Он выглядел уверенно и был спокоен.
– Покалечишь, уйду на пенсию по инвалидности. – Антон бросил куртку на куст. – Давай.
– Зачем? – удивленно протянул Слон, растерянно глядя на Вандала. – Подставляешь. Не могу я в полную силу с больным…
– Отмазываешься, – Лютый сплюнул. – Так и скажи, что боишься.
– Я?! – Слон ткнул себе пальцем в грудь и одарил Лютого свирепым взглядом. – А давай с тобой! Ты же не раненый?
– У нас весовые категории разные, – тут же нашелся Лютый.
– Хорошо, – Слон перевел взгляд на Антона. – Давай.
– Можешь нож взять, если боишься, – подлил масла в огонь Антон и улыбнулся.
– Ах ты, сучок! – прохрипел Слон и бросился на обидчика.
Филин в последний момент сделал шаг вперед и вправо, а левая рука повторила движение кобры в молниеносном броске. Мгновение, и Слон по инерции налетел глазами на пальцы.
– Ох! А-а-а! Сука! – Слон схватился за лицо и нагнулся. В следующий момент Филин прыгнул к нему и локтем в основание черепа припечатал бандита к земле.
– Убил? – завороженно глядя на неподвижное тело Слона, прошептал Зуб.
– Нет, – покачал головой Филин, потер ушибленный локоть и поморщился. – Вряд ли.
– Зуб, это сделаешь ты, – принял решение Вандал.
– Как? – Глаза Зуба забегали.
– Чего? – протянул Лютый.
– Слон не выполнил мой приказ сидеть дома и едва не попался ментам, – стал негромко перечислять грехи несчастного Вандал. – Он перестал себя контролировать. Запросто убивает людей. Его морда теперь висит на всех столбах. Он конкретно засветился. С ним теперь не то что дела делать, рядом находиться опасно. Я давал ему шанс. Он им не воспользовался.
– Глаза! – прохрипел, пуская розовые пузыри, Слон.
– Ты слышишь меня? – нахмурил брови Вандал. – Любого, кто решит, что мои слова вода, рано или поздно ждет смерть. По-другому выжить просто нельзя. Вы мне еще спасибо скажете. Так что, Зуб, кончай его.
– Глеб! – неожиданно завыл Слон. – За что, братишка?
Он встал на колени. Лицо было перепачкано грязью. Из глаз ручьями текли слезы.
– Зуб! – процедил сквозь зубы Вандал.
Оглянувшись на Лютого, Зуб достал пистолет.
– А-а-а! – Слон вдруг вскочил и прыгнул на Вандала.
Опешив, Глеб не сразу сообразил, что произошло, и в следующий момент охнул от удара о землю. Под весом Слона захрустели кости, а в глазах потемнело. Но Вандал быстро взял себя в руки. Он схватил Слона за нижнюю часть
Неожиданно Слон обмяк. Его тело начало вздрагивать. Вандал встал. Слон громко всхлипнул, перевернулся на живот и зарыдал. От этого Вандалу стало нехорошо.
– Кончай его! – крикнул он Зубу и направился прочь.
Раздался звук открывающейся двери. Вандал поднял глаза. Из машины выбрался Джамбулат. Позади дважды выстрелили из пистолета.
– Как имя твоего новенького? – спросил Джамбулат.
– Филин. – Вандал нашел в себе силы и с трудом оглянулся.
Лютый и Зуб стояли над трупом Слона. Филин надевал куртку.
– Я хочу знать его имя и фамилию, – уточнил Джамбулат.
– Антон, – Вандал остановился. – А фамилия… – он снова оглянулся. – То ли Филькин, а может, Филинов… Зачем тебе?
– Чечня – маленькая республика, – прищурившись, проговорил Джамбулат. – Мне надо несколько дней, чтобы узнать, правду он говорит или нет.
– То, что воевал? – догадался Вандал. – Да и проверять нечего. За два дня троих замочил. Вчера после того, как баб навестили, я ему водки предложил. Он говорит, если завтра стрелять, то нельзя. Сразу видно, профи.
– Все равно, – цокнул языком Джамбулат. – Я привык проверять все сам. Не хочу бросать деньги на ветер.
Был выходной. Набережная Москвы-реки кишела народом. Оставшийся вдоль кромки берега лед потемнел под весенними лучами солнца. Празднично сияли золотом купола храма Христа Спасителя. В утреннем воздухе были разлиты тишина и безмятежность.
Джамбулат прогуливался по набережной Москвы-реки. Неожиданно ветерок принес странный, волнующий запах, от которого у чеченца защемило сердце. Отчего-то по спине пробежали мурашки; странная нежная тоска заставила его сначала замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться. Пытаясь не потерять ощущение этого трепета, он втянул носом воздух. Пахло камнем и снегом. Здесь, в центре Москвы, он вдруг ощутил знакомый с детства запах. Сдерживая дыхание, Джамбулат подошел к ограждению набережной, положил на шершавый гранит руки, подставил лицо ветру, закрыл глаза. Ему показалось, что он стоит в саду своего деда в горном селении и сейчас мать позовет его обедать.
«Странно, чем старше становлюсь, тем острее понимаю ценность каждой прожитой на этом свете минуты, – подумал он. – Неужели что-то может быть прекрасней детства, да и жизни вообще? Это уже не могут чувствовать те, кто взорвал себя в поездах метро. Они лишили этого удовольствия и тех, кто находился рядом. А вдруг я тоже умру?»
Он своим звериным чутьем вдруг почувствовал, что рядом кто-то остановился. Запах утренней свежести разбавил аромат дорогого одеколона, и он открыл глаза.
– Добрый день, Джамбулат, – поприветствовал Блейбнер.