Недотепа
Шрифт:
– Бамбура! Почему не на сцене? Альби уже минуту как ищет тебя в трюме, зрители начинают смеяться!
Бамбура вскочил и с быстротой молнии выскочил в дверь. Трикс успел лишь заметить, что орал на грозного капитана маленький толстенький человечек в одеждах шута… слишком шутовских одеждах, чтобы их носил настоящий шут.
Дверь закрылась. Трикс задумчиво посмотрел в зеркало. Что ж, судьба ему все-таки улыбнулась. Пусть он не встретил положенных герою покровителей, но даже на подмостках театра можно перевести дух и подумать, как жить дальше.
Откуда-то совсем близко донеслись аплодисменты. Трикс вздохнул – посмотреть, что происходит на сцене,
Тело на кушетке пошевелилось и, не поворачиваясь к Триксу лицом, произнесло:
– Поверните картинку на стене, молодой человек. За ней будет маленькая дырочка, в нее и смотрите.
Опасливо поглядывая на догадливого незнакомца, Трикс подошел к небольшой картине, висевшей на стене. Трикс, немного интересовавшийся живописью, посмотрел на картину повнимательнее и решил, что она не стоит холста, на котором нарисована. Неведомый художник изобразил таинственно улыбающуюся женщину на фоне унылого пейзажа. Улыбка у женщины была такая вымученная, что складывалось ощущение – художник несколько часов не давал натурщице отлучиться по естественным надобностям. С чувством пропорции у художника тоже было не все в порядке, а уж преобладание унылых коричнево-желто-зеленых тонов лишало картину всякой привлекательности.
Зато в дырочку, спрятанную за картиной, открывался замечательный вид. Дырочка была проверчена в противоположной от сцены стене где-то над головами зрителей. Далековато, но зато все видно.
И слышно.
– Киль тебе в фарватер! – закричал на сцене капитан Бамбура. – Как ты мог подумать, Альби, что я брошу тебя на растерзание туземцев?
– Гав, гав, гав! – жизнерадостно залаяла маленькая белая собачка, прыгая вокруг Бамбуры.
– Нет, Альби! – воскликнул Бамбура. – Мы не будем сражаться с туземцами, мы победим их хитростью! Скажите, друзья, куда ушли туземцы?
– Туда! – завопил зал тонкими голосами. Трикс всмотрелся в зрителей, потом вернул картину на место и спросил:
– Скажите, а вы играете только для детей?
– Мы не играем, а даем представления, – кисло отозвался человек с кушетки. – Нет, не только. Еще для их родителей и гувернанток.
– А я-то по этим крикам решил, что тут продают малолетних рабов, – признался Трикс.
– Напротив, здесь малолетним рабовладельцам продают старых бедных актеров, – мрачно ответили с кушетки. – Если ты не против, юноша, я посплю еще четверть часа. Мой выход только в финале, и то меня проносят мертвого на носилках…
Трикс вздохнул и сел в кресло перед зеркалом.
Покосился на картинку.
Нет, все-таки в ней что-то есть…
4
– Какое удивительное коварство! – восхищенно сказал Бамбура. – Отпустить наследника свергнутого властителя, чтобы собственный сын боялся мести и не расслаблялся!
Трикс вздохнул. Честно говоря, он не был склонен так радоваться коварству Сатора Гриза.
– Интрига, достойная пера Гила Гильена, – продолжал Бамбура. – Он бы написал трагедию. Как «Руста и Помпилико»! Или трагикомедию. Как «Юлай и Юлайя»! Или комедию. Как «Клео и Кагана»!
– И назвал бы ее «Трикс и Гриз», – кислым тоном сказал актер, сыгравший в конце пьесы труп туземного короля. – Бамбик, успокойся. Гил Гильен все свои истории придумывал или воровал у коллег. Ничего реального он никогда не писал. Боялся, что какой-нибудь благородный господин разгневается
Трикс не особо интересовался делами комедиантов, но все-таки кивнул. Эта версия показалась ему куда более реальной.
…Спектакль закончился час назад и с тех пор Трикс сидел в комнате с зеркалом и притираниями. Компанию ему составляли Бамбура – как уже понял Трикс, для простоты актеры звали друг друга на сцене настоящими именами – и тощий смуглый мужчина, игравший туземного короля. Звали его то ли Шараш, то ли Жараж, Трикс никак не мог уловить произношения и на всякий случай и сам называл актера неразборчиво, гундося и пришепетывая, будто сраженный неожиданным насморком.
Бамбура вернулся сразу после торжественных похорон Шараша-Жаража, за которыми Трикс с любопытством наблюдал через дырочку в стене. Белую собачонку Альби отважный капитан держал под мышкой. Оба выглядели уставшими. Собачонка обнюхала Триксу ноги, тявкнула и побежала в угол, где стояла мисочка с водой. Пила она жадно, будто благородный рыцарь наутро после празднества, негодующе фыркала и разве что не ругалась вполголоса по-собачьи. Бамбура же, радостно напевая песню чернокожих рабов: «На волю, на волю, хотим мы на волю…», принялся разоблачаться. Скинул свои моряцкие одежды, оружие, сапоги и повязку с глаза. Отвязал мешочки с тряпьем с плеч и бицепсов, распустил ремень, выпуская на волю тугой животик. Оставшись в пестром штопаном трико, какие носят акробаты и жонглеры, уселся за стол и добродушно подмигнул Триксу. Следом вошел только что похороненный Шараш-Жараж, неся в руке большой кусок жареного мяса, источающий аппетитный запах.
– Очень удобно, – пояснил Бамбура. – В середине второго акта туземцы жарят на костре мясо. Ну, вроде как они поймали моего старшего помощника, тот все равно такой негодяй, что его детям не жалко… Потом рыцарь Кристан мечом, а невинная девица Глиона ором прогоняют туземцев, те убегают вместе с мясом – и мы его делим после спектакля на всех.
– А… это… – Трикс подозрительно уставился на кусок мяса.
– Ну что ты! – Бамбура замахал руками. – Что ты! Где бы мы каждый день брали такого колоритного негодяя на роль старшего помощника? Обычная говядина с рынка… признаюсь, она немного пахла, но мы ее натерли уксусом и прожарили посильнее.
Успокоенный Трикс поел вместе с актерами (Альби требовательным лаем напомнил, что и ему полагается кусок). А потом рассказал свою историю, начиная с того утра, когда отправился к отцу в тронный зал…
– Ты не прав, Ш(ж)араж(ш)! – пылко произнес Бамбура. Трикс опять прислушался, но так и не разобрал имени смуглого. – Если мы придумаем пьесу, в которой расскажем историю бедного паренька, то зрители возмутятся несправедливостью! Народный ропот дойдет до князя, а то и до самого короля!
– Ну да, – кисло ответил Шараш-Жараж. – Только вначале ропот дойдет до Сатора Гриза. Тот пошлет одного-единственного ассасина, который ночью перережет горло и Триксу, и всем нам – на всякий случай.
– Тогда надо пьесу сочинить иносказательно! – Бамбура взмахнул рукой. – Так, чтобы узурпатор ничего не понял!
– И никто тогда не поймет… – дожевывая свой кусок мяса, сообщил Шараш-Жараж. – Я уж не говорю про то, что пьесу сочинить – это не шутка. Это уметь надо! Помнишь, ты пробовал трагедию сочинить? Про девушку, которая отправилась проведать свою больную бабушку, как ее по дороге встретил разбойник и…
Шараш-Жараж покосился на Трикса и вдруг закашлялся, будто поперхнулся. А откашлявшись, закончил сухо и коротко: